Николай Клюев - Стихотворения

Я поведаю на гульбище
Праздничанам-залихватчикам,
Что мне виделось в озёрышке,
Во глуби на самом донышке,
Из конца в конец я видела
Поле грозное, убойное,
Костяками унавожено.
Как на полюшке кровавоём
Головами мосты мощены,
Из телес реки пропущены,
Близ сердечушка с ружья паля,
О бока пуля пролятыва,
Над глазами искры сыплются…
Оттого в заветный праздничек
На широкое гуляньице
Выйду я, млада, непутною,
Встану вотдаль немогутною,
Как кручинная кручинушка,
Та пугливая осинушка,
Что шумит-поет по осени
Песню жалкую свирельную,
Ронит листья — слезы желтые
На могилу безымянную».

Проститься с лаптем-милягой,
С овином, где дед Велес,
Закатиться красной ватагой
В безвестье чужих небес.

Прозвенеть тальянкой в Сиаме,
Подивить трепаком Каир,
В расписном бизоньем вигваме
Новоладожский править пир,

Угостить раджу солонягой,
Баядерку сладким рожком!..
Как с Россией, простясь с бумагой,
Киммерийским журчу стихом.

И взирает Спас с укоризной
Из угла на словесный пляс…
С окровавленною отчизной
Не печалит разлука нас.

И когда зазвенит на Чили
Керженский самовар,
Серафим на моей могиле
Вострубит светел и яр.

И взлетит душа Алконостом
В голубую млечную медь,
Над родным плакучим погостом
Избяные крюки допеть!

2

Твое прозвище — русский город,
Азбучно-славянский святой,
Почему же мозольный молот
Откликается в песне простой?

Или муза — котельный мастер,
С махорочной гарью губ…
Заплутает железный Гастев,
Охотясь на лунный клуб.

Приведет его тропка к избушке
На куриной, заклятой пяте;
Претят бунчуки и пушки
Великому сфинксу — красоте.

Поэзия, друг, не окурок,
Не Марат, разыгранный понаслышке.
Караван осетинских бурок
Не согреет муз в твоей книжке.

Там огонь подменен фальцовкой
И созвучья — фабричным гудком,
По проселкам строчек с веревкой
Кружится смерть за певцом.

Убегай же, Кириллов, в Кириллов,
К Кириллу — азбучному святому,
Подслушать малиновок переливы,
Припасть к неоплаканному, родному.

И когда апрельской геранью
Расцветут твои глаза и блуза,
Под оконцем стукнет к заранью
Песнокудрая девушка-муза.

Из избы вытекают межи,
Ломоносовы, Ермаки…
Убежать в половецкие вежи
От валдайской ямщицкой тоски!

Журавиная русская тяга —
С Соловков — на узорный Багдад…
В «Марсельезе», в напеве «Варяга»
Опадает судьба-виноград.

Забубённо, разгульно и пьяно
Бровь-стрела, степь да ветер в зрачках…
Обольщенная Русь, видно, рано
Прозвенел над Печорою Бах!

Спозаранку, знать, внук Коловрата
Персиянку дарил перстеньком!..
Поседела рязанская хата
Под стальным ливерпульским лучом:

Эфиопская черная рожа
Над родимою пущей взошла…
Хмура Волга и степь непогожа,
Где курганы пурга замела,

Где Светланина треплется лента,
Окровавленный плата лоскут…
Грай газетный и щёкот конвента
Славословят с оковами кнут.

И в глухом руднике — Ломоносов,
Для Европы издевка — Ермак…
В бубенце и в напеве матросов
Погибающий стонет «Варяг».

Мой край, мое Поморье,
Где песни в глубине,
Твои лядины, взгорья
Дозорены Егорьем
На лебеде-коне!

Твоя судьба-гагара
С Кощеевым яйцом,
С лучиною стожары.
И повитухи-хмары
Склонились над гнездом.

Ты посвети лучиной,
Синебородый дед!
Гнездо шумит осиной,
Ямщицкою кручиной
С метелицей вослед.

За вьюжною кибиткой
Гагар нескор полет…
Тебе бы сад с калиткой
Да опашень враскидку
У лебединых вод.

Боярышней собольей
Привиделся ты мне,
Но в сорок лет до боли
Глядеть в глаза сокольи
Зазорно в тишине.

Приснился ты белицей —
По бровь холстинный плат,
Но Алконостом-птицей
Иль вещею зегзицей
Не кануть в струнный лад.

Остались только взгорья,
Ковыль да синь-туман,
Меж тем как редкоборьем
Над лебедем-Егорьем
Орлит аэроплан.

Не шуми, трава шелкова,
Бел-призорник, зарецвет,
Вышиваю для милова
Левантиновый кисет.

Я по алу левантину
Расписной разброшу стёг,
Вышью Гору Соколину,
Белокаменный острог.

Неба ясные упёки
Наведу на уголки,
Бирюзой занижу реки,
С Беломорьем — Соловки.

Оторочку на кисете
Литерами обовью:
«Люди» с титлою, «Мыслете»,
Объявилося: «Люблю».

Ах, недаром на посаде
Грамотеей я слыву…
Зелен-ветер в палисаде
Всколыхнул призор-траву.

Не клонись, вещунья-травка,
Без тебя вдомек уму:
Я — посадская чернавка,
Мил жирует в терему.

У милого — кунья шуба,
Гоголиной масти конь,
У меня — сахарны губы,
Косы чалые в ладонь.

Не окупит мил любови
Четвертиной серебра…
Заревейте на обнове,
Расписные литера!

Дорог камень биpюзовый,
В стёг мудреный заплетись,
Ты, муравонька шелкова,
Самобранкой расстелись.

Не завихрился бы в поле
Подкопытный прах столбом,
Как проскачет конь гоголий
С зарнооким седоком.

Ураганы впряглися в соху —
Ветрогривые жеребцы.
К яровому, озимому вздоху
Преклонились земли концы.

Будет колоб: солнце-начинка,
Океанское дно — испод…
По сердцам пролегла тропинка,
Где Бессмертное — пешеход.

Бадожок мозолит аорты,
Топчет лапоть предсердий сланец,
Путь безвестен и вехи стерты…
Где же, братья, тропы конец?

У излуки ли в Пошехонье,
Где свирепы тюря и чёс?..
Примерещилось рябой Хавронье
Дуновенье ширазских роз,

У мечети дядюшка Яков
С помадой и бирюзой…
Улыбается Перми Краков,
Пустозерску Таити зной.

Братья, верен буря-проселок,
И Бессмертное — пешеход,
Коротает последний волок
Ветрокудрый родной народ!

Ураганы впряглися в плуги,
Сейте пламя, звездный анис…
Зазвонят Соловки на юге,
У вогул запляшет Тунис.