Николай Клюев - Стихотворения

И небесную, синюю шапку
Залихватски заломит мир.
Это вечность скликает рябку —
Сердце жизни на птичий пир.

Поручил ключи от ада
Нам Вселюбящий стеречь,
Наша крепость и ограда —
Заревой, палящий меч.

Град наш тернием украшен,
Без кумирен и палат,
На твердынях светлых башен
Братья-воины стоят.

Их откинуты забрала,
Адамант — стожарный щит,
И ни ад, ни смерти жало
Духоборцев не страшит.

Кто придет в нетленный город,
Для вражды неуязвим,
Всяк собрат нам, стар и молод,
Земледел и пилигрим.

Ада пламенные своды
Разомкнуть дано лишь нам,
Человеческие роды
Повести к живым рекам.

Наши битвенные гимны
Буреветрами звучат…
Звякнул ключ гостеприимный
У предвечных, светлых врат.

Моя родная богатырка —
Сестра в досуге и в борьбе,
Недаром огненная стирка
Прошла булатом по тебе!

Стирал тебя Колчак в Сибири
Братоубийственным штыком
И голод на поволжской шири
Костлявым гладил утюгом.

Старуха мурманская вьюга,
Ворча, крахмалила испод,
Чтоб от Алтая и до Буга
Взыграл железный ледоход.

Ты мой чумазый осьмилеток,
Пропавший потом боевым,
Тебе венок из лучших веток
Плетут Вайгач и теплый Крым.

Мне двадцать пять, крут подбородок,
И бровь моздокских ямщиков,
Гнездится красный зимородок
Под карим бархатом усов.

В лихом бою, над зыбкой в хате,
За яровою бороздой,
Я помню о суконном брате
С неодолимою звездой.

В груди, в виске ли будет дырка —
Ее напевом не заткнешь…
Моя родная богатырка,
С тобой и в смерти я пригож!

Лишь станут пасмурные брови,
Суровее твоя звезда…
У богатырских изголовий
Шумит степная лебеда.

И улыбаются курганы
Из-под отеческих усов
На ослепительные раны
Прекрасных внуков и сынов.

Позабыл, что в руках:
Сердце, шляпа иль трость?
Зреет в Отчих садах
Виноградная гроздь.

Впереди крик: "Нельзя",
Позади: "Воротись".
И тиха лишь стезя,
Уходящая ввысь.

Не по ней ли идти?
Может быть, не греша,
На лазурном пути
Станет птицей душа.

Мне хотелось бы плакать, моя дорогая,
В безнадежном отчаяньи руки ломать,
Да небес бирюза так нежна голубая,
Так певуча реки искрометная гладь.
Я, как чайка, люблю понадречные дали —
Очертанья холмов за тумана фатой,
В них так много живой, но суровой печали,
Колыбельных напевов и грусти родной.
И еще потому я в разлуке не плачу,
Хороню от других гнев и слезы свои,
Что провижу вдали наших крыльев удачу
Долететь сквозь туман до желанной земли.
Неисчетны, дитя, буйнокрылые рати
В путь отлетный готовых собратьев-орлов,
Но за далью безбрежней ли степь на закате,
Зарубежных синей ли весна берегов?
Иль все та же и там разостлалась равнина
Безответных на клекот курганов-полей
И о витязе светлом не легче кручина
В терему заповедном царевне моей?

Я — мраморный ангел на старом погосте,
Где схимницы-ели да никлый плакун,
Крылом осеняю трухлявые кости,
Подножья обветренный ржавый чугун,
В руке моей лира, и бренные гости
Уснули под отзвуки каменных струн.

И многие годы, судьбы непреклонней,
Блюду я забвение, сны и гроба.
Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,
Чем осенью трав золотая мольба…
Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,
Как буря в ущелье, таится труба!

В степи чумацкая зола —
Твой стих, гордынею остужен.
Из мыловарного котла
Тебе не выловить жемчужин.

И груз "Кобыльих кораблей" —
Обломки рифм, хромые стопы, —
Нс с Коловратовых полей
В твоем венке гелиотропы.

Их поливал Мариенгоф
Кофейной гущей с никотином…
От оклеветанных голгоф
Тропа к иудиным осинам.

Скорбит рязанская земля,
Седея просом и гречихой,
Что, соловьиный сад трепля,
Парит есенинское лихо.

Оно как стая воронят,
С нечистым граем, с жадным зобом,
И опадает песни сад
Над материнским строгим гробом.

В гробу пречистые персты,
Лапотцы с посохом железным,
Имажинистские цветы
Претят очам многоболезным.

Словесный брат, внемли, внемли
Стихам — берестяным оленям:
Олонецкие журавли
Христосуются с Голубенем.

Трерядница и Песнослов —
Садко с зеленой водяницей.
Не счесть певучих жемчугов
На нашем детище — странице.

Супруги мы… В живых веках
Заколосится наше семя,
И вспомнит нас младое племя
На песнотворческих пирах.

Вечер ржавой позолотой
Красит туч изгиб.
Заболею за работой
Под гудочный хрип.

Прибреду в подвальный угол —
В гнилозубый рот.
Много страхов, черных пугал
Темень приведет.

Перепутает спросонка
Стрелка ход минут…
Убаюкайте совенка,
Сосны, старый пруд!

Мама, дедушка Савелий,
Лавка глаже щек…
Темень каркнет у постели:
"Умер паренек.

По одёжине — фабричный,
Обликом — белес…"
И положат в гроб больничный
Лавку, старый лес,

Сказку мамину — на сердце,
В изголовье — пруд.
Убиенного младенца
Ангелы возьмут.

К деду Боженьке, рыдая,
Я щекой прильну:
"Там, где гарь и копоть злая,
Вырасти сосну!

Страшно, дедушка, у домны
Голубю-душе…"
И раздастся голос громный
В божьем шалаше:

"Полетайте, серафимы,
В преисподний дол!
Там, для пил неуязвимый,
Вырастите ствол.

Расплесните скатерть хвои,
Звезды шишек, смоль,
Чтобы праведные Нои
Утолили боль,