Борис Новосадов - По следам бездомных Аонид : Вторая тетрадь стихов

И надо жить без лавр и без оваций,
И слушаться лишь самого себя,
И падать надо, надо разбиваться,
И ненавидя мир сей, и любя.

И надо сознавать, что неизбежно
Постигнет нас забвенье, наконец,
И лишь искусству посвящать прилежно
Горение встревоженных сердец.

Нет для дерзающих свободы
Ни при царе, ни при вожде
И одинаковы везде
Мещанствующие народы.

Всегда и в каждом мирном стане,
Внушая черни злобный страх,
Живут в восторженных сердцах
Неотразимые мечтанья.

И есть бессмертие лишь в этом
Немолчном зове бытия:
Ценою крови честь сия,
Дана пророкам и поэтам.

Молчать, не замышляя мести,
Своей гордыни не щадя,
Не славя ни хулой, ни лестью
Деяний черни и вождя;

Пускай их лица злы и жадны,
Их пальцы сжаты в кулаки,
Пускай волною беспощадной
Нахлынут ихние полки…

Молчать! Приять и срам, и муку,
А сердце кроткое сберечь,
Чтоб сыну передать иль внуку
Меч Духа — праведную речь.

В пятом году — рабочих,
В семнадцатом — юнкеров…
Нет, мы не злее прочих —
Всякая льется кровь.

Гибли, шутя, матросы,
И сдержанно умирал,
Расстрелянный так просто
Правитель и адмирал.

Мы — те, на устах которых
Проклятья, а не привет,
Но скажет седой историк:
Достойней эпохи нет!

Пускай нет правды на земле
И нет ни вечности, ни счастья —
Нам тем и горше и милей
Волнений жизненных причастье.

Слагаем гимны мы весне,
И женщин трепетных ласкаем,
И улыбаемся во сне,
И спорим за вином и чаем.

А если властная тоска
Скует наш дух печальной скукой
И мы поймем, что смерть близка
И что она — со всем разлука,

Вздохнем и погрузимся в грусть.
И нас восхитит умиленье,
И мы запомним наизусть
Порывы горнего томленья.

Пускай конечно бытие
И не узреть нам будет рая,
Прелестна жизнь и лишь ее
Благословим мы умирая.

В дерзаньи я презрел земное счастье
И горделивой мыслию пленен,
Что мы ни в силах человечьей властью
Остановить движения времен,

И не достичь нам полного покоя,
И не познать нам точного числа,
И мы не справимся наверное с тоскою —
Но все равно не бросим ремесла

Искателей волнения пустого,
Глашатаев напраснейшей мечты,
Той, за которую лишь мы готовы
Приять и жизнь и иго нищеты.

Мы, может быть, последние на свете
Скорбящие от лишнего ума,
И после нас на несколько столетий
Закроют сумасшедшие дома.

И толпища с тоскою незнакомых
Начнут вкушать земную благодать,
Когда колонии червей и насекомых
Останки наши будут доедать.

Но кто-нибудь, прельстившись ветхим кладом,
Найдет полуистлевшую тетрадь,
И мы отравим вопрошанья ядом
Дотоле жизнерадостную рать.

Блаженны те, что вовремя созрели,
Чьи вовремя надежды отцвели,
А мы, еще не знающие цели,
Блуждающие в море корабли.

Морщинятся с годами наши лица,
Но тем сильней мы веруем в мечту
И все труднее нам остепениться
И погрузиться духом в суету.

Все чаще мы страдаем тихим гневом
И, кажется, уже нам суждено
Ласкаться только к легкодумным девам
И пить со скуки горькое вино.

Слышатся чаще и чаще
Новые голоса,
Не о душе скорбящей,
Про земные глаза.

Их не задел глубоко
Русской тоски расцвет,
Скажут они про Блока —
Непонятный поэт.

Мы, несущие знамя
Жалости и стыда,
Знаем: умрет с нами
Прошлое навсегда.

Живем в изгнании и наша жизнь тяжка,
И каждый день с собой приносит только тризны,
И чаем мы теперь исподтишка
Узреть когда-нибудь поля своей отчизны…

И блажь житейская напрасно нас зовет
Смириться и чуждым пенатам поклониться,
Спасти от глада плоть и душу от забот,
Снедающих ее, когда она томится.

Пускай бессмыслен путь с безрадостным концом,
Но есть величие безумья в долге этом:
Остаться навсегда бездомным беглецом
И становиться нищим и поэтом.

Мы мучимся бесплодными мечтами
И скорбью об утраченной весне,
Но даже и иссохшими перстами
Цепляемся за ветошь наших дней.

И пусть усталых смердов Апполона
Обманет к славе влекшая стезя,
И нас могильное сокроет лоно,
Томительным гниением грозя.

И пусть не узрим светлых сновидений
И нам сознанье ясное дано,
Что нас постигнет полное забвенье,
Как наших предков, тлеющих давно —

Мы все равно не бросим милой лиры
И будем рваться мыслию вперед
И познавать, что вечного нет в мире,
Но что искусство позже нас умрет,

Что вопреки веленьям жизни куцой
И быстрым струям леты вопреки,
Поют в эпоху русских революций
Державинскую «Пчелку» казаки.

Мы нищие, бездомные поэты,
Изгнанники творящейся страны,
И нам спасенья от кручины нету,
И на забвенье мы обречены.

Привыкли мы к настойчивому стуку
Уже неровно бьющихся сердец
И лишь вином обманываем скуку,
В которую мы канем, наконец.

Но и живя среди народов чуждых,
Теряя дар родного языка,
Мы молимся о радостях и нуждах
Племен российского материка.

Мы, безземельные питомцы вдохновенья,
Храним, как таинство, заветную любовь
К стране, давно для нас далекой и волненье
При помыслах о ней колышет нашу кровь.

Нам не помочь ее неимоверной муке
При созидании невиданных эпох;
Изгоями слывем, но наши чисты руки
От злата ворогов, и наш нездешен Бог.

И чаем мы, что нас крещение не минет
Глаголом праведным и боевым мечом.
А если странников отчизна вновь отринет,
Свою мечту о ней Россией наречем!