Эмиль Верхарн - Стихи

У двери погреба, где свет мешался с тенью,
впивал мой ненасытный рот
Всю мощь и торжество, что обретает тот,
Кто благодатному поддастся опьяненью.
Расширилась душа— легко, свободно, пьяно!
Я пил из небывалого стакана,
А он был выточен, огромный, — из огня.
Какой-то чудный хмель насквозь пронзил меня,
И вот — ушла из мышц последняя усталость,
Когда по лиловеющим холмам,
По тянущимся вдаль густым лесам
Все существо мое волною растекалось,
Чтоб этот мир — реки могучее движенье
И з а мки над рекой в рубцах от войн и гроз —
Обрел во мне свое преображенье
И в мысль и в плоть мою необратимо врос.

Так я любил его — прекрасный, зримый, вещный,
Со мною слившийся, и был так жадно рад,
Что вдруг почувствовал, как сердце бьется в лад
Приливам и отливам жизни вечной;
Вот мышцы рук своих, суставы пальцев сжатых
Узнал я в лозах узловатых,
А глыба воли твердой и крутой
Взнеслась — и сделалась горой.
И в этом бытии, что все объединило,
Мои пять чувств зажглись такою силой,
Так много стали знать и мочь,
Как будто кровь моя его впитала мощь.

Я попросту зашел под низкий свод подвала,
Чтоб из веселого граненого бокала
Хмельного пламени испить,
Что в старых винах чутко спит.

Но опьянение в меня вселило бога:
Расплавив мир в огне души моей,
Оно открыло мне, как плоско и убого
О счастье мыслил я в обычной смене дней.

В нем воля с гордостью слились, а лик надменный
В спокойствии таил пыл страсти дерзновенной,
И нация за ним едва поспеть могла,
Следя, как закусил конь славы удила.
И кровь и золото его завоеваний
Всем ослепляли взор, мутили ум заране.
С ним каждый мнил себя участником побед,
И матери в слезах, как бы свершив обет,
К нему вели детей безмолвно и сурово
Под пули и картечь в дни ада боевого.
Ров, ощетиненный штыками, грозный строй,
В потоптанных полях остатки жалкой жатвы,
Подвижные каре, пружины взлет стальной
Для страшного толчка, гнев, бешенство и клятвы,
И там, на высоте им занятых холмов,
Разверстых пушек пасть и канонады рев.
Приказ! И с этих пор — один — он стал толпою.
Он движет, он ее бросает к бою;
Душой огромною, жестокой он сдержать
Ее готов или отбросить вспять, —
И жест его в закон себе вменяет всякий.
Вот слышится галоп отчаянной атаки:
Пронзительный рожок, коней тяжелый скок,
На древке стиснутом трепещущий флажок,
Проклятья, возгласы и залпы в беспорядке.
Сшибаются полки, удара длится гул,
И вдруг — спокойствие, как будто бой уснул
И захлебнулся вой ожесточенной схватки.
Он смотрит. Взор горит, и выпрямился стан.
В разгаре боя им уже составлен план,
Продуманный и утонченный,
В мечтах победой завершенный.
Противник вовлечен в водоворот,
В его стремительный и дерзостный расчет.
Гремят орудия, дым бродит на плацдарме.
Он видит там, внизу, двух столкновенье армий
И выжидает миг, когда внести в пожар
Удар.
О, торжествующий молотобоец славы,
Кузнец истории надменно-величавый!
Он жизнь, он смерть, он горе всем несет,
Кровавою рукой судьбы он выю гнет,
И если яды тирании
Должны при нем созреть, как гроздья золотые, —
Пусть! Он сияет весь. Его душа
Родилась, гордостью трагической дыша.
Все верят в мощь его, и славят все с любовью
Того, кто ширь полей чужой забрызгал кровью.

Пустынные поля, где столько душ во тьму
Ушло, где столько тел, раскинув ноги, руки,
Смертельно раненных, теряют силы в муке, —
Богатой жатвою вы кажетесь ему!
Он бросит слово лишь — короткое, простое,—
И вот решается судьба любого боя.
Тот, кто сошелся с ним, — заране побежден
И растворился в том, что замышляет он.
Лишь он появится — и, ужаса полны,
Враги, ломая строй, бежать обречены.
Их стойкость гибнет вмиг, лишь загрохочут пушки,
Везде мерещатся им страхи и ловушки,
И вопли трусости уже звучат кругом.
На поле битв слышны в безумии ночном
Лишь стоны, жалобы с проклятьями, слезами
И топот бегства под клинками.

Он обожанием и страхом окружен.
Прославить, и столкнуть, и возвести на трон —
Вот роль его, а власть — предел его желаний.
Всем миром признан он и без коронований,
Епископских тиар и пышных алтарей;
И тайной своего существованья
Он облекает мирозданье
Как бы огнем лучей.
На всех его путях — и смерть и возрожденье;
Как Шива, рушит он и возрождает вновь,
И эта тень в веках нисходит по ступеням,
Поправ пятой цветы и льющуюся кровь.

Как мощных вязов грубые стволы,
Что деды берегли на площади соборной,
Стоит он между нас, надменный и упорный,
В себе связав безвестных сил узлы.

Ребенком вырос он на темных тротуарах
Предместья темного, изъеденного злом,
Где каждый, затаив проклятья, был рабом
И жил, как под замком, в тюрьме укладов старых,

В тяжелом воздухе мертвящего труда,
Меж лбов нахмуренных и спин, согбенных долей,
Где каждый день за стол садилась и нужда…
Все это — с коих пор! и это все — доколе!

И вдруг — его прыжок в шумящий мир борьбы,
Когда народ, сломав преграды вековые
И кулаки подняв на темный лик судьбы,
Брал приступом фасады золотые,
И, с гневом смешанный, шел дождь камней,
Гася по окнам отблески огней
И словно золотом усыпав мостовые!

И речь его, похожая на кровь,
На связку стрел, разрозненных нещадно,
И гнев его, и ярость, и любовь,
То вместе слитые, то вьющиеся жадно
Вокруг его идей!
И мысль его, неистово живая,
Вся огневая,
Вся слитая из воли и страстей!
И жест его, подобный вихрю бури,
В сердца бросающий мечты,
Как сев кровавый с высоты,
Как благодатный дождь с лазури!
И стал он королем торжественных безумий,
Всходил и всходит он все выше, все вперед,
И мощь его растет среди восторгов, в шуме,
И сам забыл он, где ее исход!
Весь мир как будто ждал, что встанет он; согласно
Трепещут все сердца с его улыбкой властной;
Он — ужас, гибель, злоба, смерть и кровь;
Он — мир, порядок, сила и любовь!
В нем тайна воли одинокой,
Кующей молоты великих дел, —
И, полон гордости, что знают дети рока,
Он кровью вечности ее запечатлел.

И вот он у столба распутья мирового,
Где старые пути иным рассечены,
Которым ринутся искатели иного
К блистательной заре неведомой весны!
Он тем уже велик, что отдается страсти,
Не думая, всей девственной душой,
Что сам не знает он своей последней власти
И молний, вверенных ему судьбой!
Да, он — загадка весь, с не найденным решеньем,
И с головы до ног он погружен в народ,
Что, целен и упрям, живет его движеньем
И с ним умрет.