Сергей Гандлевский - Сборник стихов

Ох, не выбраться, чую, из скворечни-Москвы,
в эту землю чужую, знать, отброшу мослы.
Мне, косясь, смотрят в темя небеса и снежок —
будто Бог выгрыз время и окурком прижёг.
И поэтому зябок мой скрипучий уют,
ведь у маленьких лапок всё, что есть, отберут.
И в последнее сито падать мне налегке,
все мои барыши-то — сотня слов на листке.
Только он и в прибытке — узкий с будущим стык —
всё у времени скидки получивший язык.

«Да я уж год, считай, как сварщик: оплата сдельная — четыре косаря
выходят влёгкую». Он в старших не стал досиживать. В начале января
мы встретились, мой бывший одноклассник обрадовался, предложил присесть
на корточки и, сплёвывая на снег, рассказывал мне жизнь свою, как есть.
Я выслушал про мастера, про тёрки с заказчиком, про то, как хороши
бывают в местном заведенье тёлки, где вот бы посидеть нам от души.
— Нет, мне на поезд: в университете экзамены. — Давай хоть по пивку?
Кем будешь? — Журналистом. — А в газете меня опишешь? — хвастану в цеху. —
Как тут отделаться: братишкой кличет, братом
и тащит в клуб: «пох… твой экзамен, нах…»
и спотыкается, и кроет тяжким матом
всё, что наличествует в здешних тульских тьмах.
Не вспоминал о нём, но как-то начал сниться,
ещё не сварщик — троечник, крепыш,
пытается диктант списать, а Спица орёт: к себе смотри, ты как сидишь?!
Вот серая тетрадь — изделье сыктывкарской
бум. пром. и оттого уфсиновский фасон —
все крапинки видны, как будто водкой царской
промыт хрусталик мой. Но это только сон,
и он кончается; охота ж всякой дряни гнездиться в памяти, бубня и бормоча:
приятель мой убил кого-то там по-пьяни и тянет наяву червонец строгача.

…а в сентябре вручную давили сок
большим самодельным прессом на винтовой
резьбе; я помню, как он шипел, как медленно тёк,
яблочным духом разя, пенящийся, живой.
это на плаху былинные богатыри головы клали, румяные, с черенком
кровь проливали мутную — радужные пузыри —
только ведро подставляй-уноси чередком.
и позволялось вдоволь пить из того ведра,
кружкой зачерпывая, от косточек не процедив.
Спасибо, бедная родина, за то, что была щедра
хотя бы на эту антоновку и белый налив.
а впрочем, чего уж, пора обходиться без
воспоминаний, сентиментальных смут.
Где-то теперь ржавеет ненужный пресс,
яблоки опадают и на земле гниют.

это частная жизнь. связь в вагоне испорчена.
не толкайся, держись крепче за поручень.
уже знаешь о чём нынче первые полосы.
ледяным сквознячком треплет волосы.
протяни пятачок смуглой нищенке хроменькой.
примирился зрачок с новостной хроникой.
протяни, а потом — поскорей к эскалаторам.
в вестибюле пустом пахнет хлоркой и ладаном.

мы выросли и стали мудаками.
мир нас поймал со всеми потрохами,
перефразируя г.с. сковороду.

пришлось идти работать муравьями:
нас подсчитали, уплотнили, уровняли
и взяли на полставки за еду,

где мы состарились и скоро миновали.
мир нас поймал, мы в мире мировали,
и перед сном читали ерунду.