Гафур Гулям - Стихотворения и поэмы

А после — в школу поскорей.
Там ждут уроки нас.
Через высокое окно
войдешь ты в шумный класс.

Ты на уроках нам свети.
Ты будешь с нами там,—
а это лучше, чем брести
по скучным небесам.

Звонок последний прозвенит —
и мы пойдем с тобой
играть в веселую игру,
а после — на покой.

Ты — за дома. А я — домой.
Но встреча впереди.
Ты завтра, друг мой золотой,
пораньше восходи!

Как велик мой народ!
О величии предков потомкам
говорят города,
что древнее седых пирамид,
полустертая надпись
на древнем хорезмском обломке
о преданиях нашей
земли говорит.

И когда в старину,
возводя минарет или насыпь,
наш мудрец логарифмом
рассчитывал прочности их,
предки черчиллей всяких,
что мнят себя высшею расой,
не умели еще сосчитать
даже пальцев своих.
И когда нашей тканью
свою наготу прикрывали
народы Востока,
то предки
сегодняшних «важных господ»,
эти все англосаксы,
не знали и не представляли,
что такое хлопчатник
и как он растет.

Но нигде, никогда
не кичились мы древнею славой,
хоть мы больше, чем те господа,
похвалиться б могли…
Братством наших республик
народ мой гордится по праву,
тем гордится, что сам он
хозяин родимой земли.

И вот эта свобода,
и дружба, и братство
не по нраву пришлись
джентльменам иным,
им не нравится мир наш
и наше богатство,
наша древность и молодость наша
не нравятся им.

Как они бы хотели
расправиться с нами,
заковать нас в оковы,
чтоб мы не поднялись опять,
и, как негра на хлопковом поле
в своей Алабаме,
им под ржанье шерифа
хотелось бы нас линчевать.
Но о чем бы врагам ни мечталось,
чего б ни хотелось,
хлопкороб не уронит кетмень,
что держать он привык.
Мы угроз не боимся,
мы заняты делом,
хоть и слышим вдали
поджигателей яростный крик.

Но не в силах их вой погасить
беговатские топки,
и колеса турбин от него
не замрут никогда.
Этот крик не заставит
сомкнуться коробочки хлопка,
всё мы видим,
всё слышим
и не прерываем труда!

Славься, наша Отчизна,
земля золотая,
в белой пене снегов,
в белой пене полей.
Славьтесь, люди труда,
мастера урожаев,
чье искусство
старинных преданий древней.

Чтоб написать стихотворенье о весне,
фиалки многих весен собирал я,
чтоб алых роз костры весной смеялись мне,
кусты колючие усердно прививал я.

К шиповнику привил ту розу я,
и вот сейчас над алыми цветами
запели два залетных соловья,
справляя свадьбу лунными ночами.

Что ж, таковы обычаи весны…
И тут меня два парня посетили.
Они, торжественны и смущены,
к себе в колхоз на свадьбу пригласили.

Две горлинки укрылись меж ветвей…
Меня чужие тайны не смущают,
не первый год под крышею моей
они гнездо заветное свивают.

Я каждой паре говорю: живи.
Благословляю каждое растенье…
О Родина моя, земля любви,
весеннее мое стихотворенье!

Взгляните на крыши узбекских домов!
На них семицветьем играет заря.
Знаменами маков покрыты они,
как флагами в праздничный день Октября.

И всюду на каменный пол мостовых
роняют серебряный пух тополя.
Верблюды линяют. Ягнята кричат.
Ковры клеверов расстилают поля.

Весна. И мальчишки веселой гурьбой,
как птицы, урюк облепили в саду.
Они наверху, средь ветвей, гомонят,
а я под деревьями тихо бреду.

О, как бы хотел я в охапку собрать
и сласть кок-султана, и маков настой!
Однажды прожив свое детство, навек
в душе сохранил я родство с детворой.

Мне память далекие годы хранит,
вздохнешь — и теплом наполняется грудь.
Но детства, вздыхай не вздыхай, как стрелы,
что выпустил, снова в колчан не вернуть.

Я, в молодость вечно влюбленный поэт,
не склонен к тому, чтоб о прошлом тужить,
и всё же хотел бы в советские дни еще раз
счастливое детство прожить.

Мы чествуем ныне в свободной стране
тебя, Алишер, гражданин и поэт.
Как львиное эхо, твой голос в горах
гремел, не смолкая, полтысячи лет.

Нам песни твои согревали сердца,
борьбу воспевали и славили труд.
Вскормленные грудью Отчизны, они,
как матери ласковый зов, не умрут.

Любовь с материнским впитав молоком,
узнав в ней и честь и Призванье свое,
ты песнями славил к Отчизне любовь,
к богатствам ее и красотам ее.

Страданье живому судьбой суждено, —
за счастьем — невзгода, за смехом — беда.
И были отпущены в жизни тебе
для счастья секунды, для горя — года.

Но счастьем твоим был бушующий ум,
как ливень обильный, могучий как смерч.
В лучах его света увидели мы
конец Тимуридов, их жалкую смерть.

Ты был точно лев на железной цепи,
вместилище мудрости, чести пример.
До звезд искрометных твой вздох долетал,
любовь кто посадит на цепь, Алишер?

Читаю, как в книге, гератский рассвет
по дням твоей юности, бурной, как гром,
и черную ночь Хорасанской страны
я вижу в ненастном закате твоем.

Мы творчество славим твое, Алишер,
богатое светом, как солнечный день.
У входа в светилище разума ты
свою положил золотую ступень.

Полтысячи лет отшумело. Но нам
дни жизни твоей, точно детство, близки.
А завтрашний день, будто сокол ручной,
следит за движением нашей руки.

Полтысячи лет прославляет узбек
тебя, Алишер, гражданин и поэт,
и будет от чистой души восславлять
еще и столетья и тысячи лет.

Великий учитель, провидец судеб,
отцом ты приходишь в наш праздничный дом,
газели твои наполняют сердца
любовью, и радостью, и торжеством.

Навеки в сознании сохранены
бессмертные строки — шах-бейты твои.
Они как нефрит в драгоценных серьгах,
как в рощах заливистые соловьи.

Да, мы не из тех, кто не помнит родства,
в истории славен узбекский народ.
И если, враги, вы не верите нам —
прочтите хоть то, что писал Геродот.

Для вас — муравьиная куча Восток,
сподручнее так вам оружьем бряцать.
Но правда истории бьет по рукам,
кто вздумал бы славу ее отрицать.