Евгений Долматовский - Товарищ мой

Чтобы скрыть
Свой провал и позор своего отступленья,
Чтоб забыть, как гремит
Между Волгой и Доном метель,
Повезли их в Европу —
Показывать для устрашенья,
Так сгоревшие танки
Приехали в старый Брюссель.

Их на площадь поставили.
Хрипло смеялись убийцы,
А советские танки
Стояли угрюмой стеной.
И в глубоком безмолвье
Смотрели на башни
Бельгийцы.
И, пока не стемнело,
Старались пройти стороной.

Ночь настала.
Уснул грустный город немецкого плена.
Груды стали уральской
Мерцали под фландрской луной.
Там, где шел Уленшпигель,
Шагали захватчики в шлемах.
Ночь пугала их всем:
Темнотою, луной, тишиной.

Рассвело.
Что случилось?
Нет башен стахановской сварки.
Все покрыто цветами —
Кровавыми сгустками роз,
И гирлянды тюльпанов
Горят непреклонно и ярко,
И роса в лепестках,
Словно капли искрящихся слез.

Это были «КВ»
Или верные «тридцатьчетверки»,
И казалось брюссельцам —
Сейчас их броня оживет
И над башней поднимется
Парень
В простой гимнастерке
И на битву с врагами
Бельгийский народ позовет.

Наполнив каску голубой водой
И голову лихую запрокинув,
С улыбкой пьет гвардеец молодой
Струю Десны — напиток Украины.
Он, как вино, родную воду пьет,
От радости и гордости пьянея.

В дыму, в крови грохочет наш поход.
Но чем трудней удача, тем вернее.
Вокруг стоят осенние леса,
Подернутые дымкой золотистой,
И вновь на все лады и голоса
В долинах эхо повторяет выстрел.

Не зачерствело сердце на войне,
Оно осталось чистым и влюбленным.
Оно прозрачной говорит волне,
Поющей и журчащей под понтоном:
«Струись, плыви до милого Днепра
И передай Владимирским высотам,
Что скоро сгинет черная пора,
Что мы идем с рассвета до утра
И шаг наш богатырский схож с полетом».

Жара, и пыль, и марш, и бой в лесу.
Гвардеец снова надевает каску.
Вода струится по его лицу,
Прохладу отдавая, словно ласку.

Самолет не вернулся на базу...
С ним пропали три славных дружка.
Погрустив и поверив не сразу,
Их вписали в потери полка.

А пилот был отчаянный парень.
Он в заморские страны летал,
Лучше всех он играл на гитаре,
Сам к мотивам слова подбирал.

Неразлучен он был с экипажем.
Так они и пропали втроем.
Если хочешь, мы нынче расскажем,
Что случилось, что было потом.

Из-под белых обломков дюраля,
Из-под сломанных ребер стальных
Трех товарищей немцы достали,
Окровавленных, еле живых.

Чтобы горше сердцам их орлиным
Было жить в этом мире чужом,
Держат в лагере их под Берлином,
Водят утром на аэродром.

Там работа, работа, работа,
Землю твердую роют они,
Возле серых чужих самолетов
Протекают их тяжкие дни.

Но заметили трое — бывает
В час обеда на поле покой.
Одинокою тенью шагает
Охраняющий их часовой.

Не сказали друг другу ни слова,
Огляделись три друга кругом.
Вдруг удар повалил часового,
И они к самолету — бегом.

И взлетает машина чужая,
Исступленно вращая винты,
Полутонные бомбы сгружая
На Берлин с голубой высоты.

Суматоха, смятенье, погоня...
Но уже самолет далеко.
Пусть в тисках занемели ладони,
Как на сердце, товарищ, легко!

Он летит, этот призрак крылатый,
И Германию сводит с ума,
Птица мщенья, начало расплаты,
А быть может — расплата сама.

Самолету навстречу с востока,
Из небесных глубоких стремнин,
Нарастает уверенный рокот —
Это наши идут на Берлин.

В Белоруссии, в России
Есть такие городки:
Сходят улицы прямые
К синей линии реки.
Мы на спичечных коробках
Имя Речицы прочли.
Девушки в кудряшках робких
Здесь гуляли и росли.
Как здесь люди славно жили...
Все разрушила беда.
Танк в иголках снежной пыли
Входит медленно сюда.
Этот самый танк огромный,
Негодуя, грохоча,
Год назад по кручам темным
Шел в прорыв до Калача.
Затихает бой суровый,
Дышит порохом земля,
И салют грохочет новый
Возле древних степ Кремля.
Тихий городок, как равный,
Выросший в огне боев,
Входит в ряд больших и славных,
Милых сердцу городов.

Землю собирали по кусочкам,
По ручьям, высоткам и лесочкам,
По дорогам, по селеньям малым,
Города сбирали по кварталам.

Бой не утихал три долгих года.
В светлых реках потемнели воды.
Все пути от Волги и до Буга
Политы горячей кровью друга.

Мелкий щебень обращался в камень.
Дети становились стариками.
Мы страдали, бились, умирали,
Землю по кусочкам собирали.

И сегодня, в девятнадцать тридцать,
Наши части вышли на границу.
Пред глазами русского солдата
В зареве — закат и край заката.

За спиной у нас земля родная,
Вольная от края и до края.
Собрана солдатскими руками,
Чтоб стоять незыблемо веками.

Слушай! Не об Игорях ли славных
Горько плачут наши Ярославны?..
Воины! Друзья! Терпеть доколе,
Чтоб томились русские в неволе!

За одним бы нашим человеком
Целый полк пошел к немецким рекам.
За одной бы девушкой-отрадой
Танковая ринулась бригада.

Но в когтях фашистского полона
Не один, не двое — миллионы.
Силой всех полков и всех дивизий
Их свободы празднество приблизим.

В наступленье, боевые рати,
Сыновей державы собирайте,
Как сбирали землю — по кусочкам,
По ручьям, высоткам и лесочкам.

Три года служил он в пехоте,
Пилотку и шапку носил,
Но сине-зеленой фуражки
В далеких боях не забыл.
В каких он бывал переплетах...
Но эту фуражку берег.
Конечно, она постарела
И погнут ее козырек,
А нынче ее он примерил,
Склонившись над тихим ручьем,
Увидел свое отраженье
И вспомнил о милом былом.
Небритым друзьям-пехотинцам
Сказал, опершись на ружье:
— Нам скоро придется расстаться,
Почуяло сердце мое.
Подходит желанное время
Моей пограничной судьбы:
Машины везут за полками
Зеленые с красным столбы.
Когда мы дойдем до границы,
Фуражку надену опять
И встану на старой заставе,
А вам за границу шагать.
Завидую вам я, ребята,
Пред вами большие пути —
До Одера или до Рейна,
Наверно, придется дойти.
Но дайте мне честное слово,
Добывши победу в огне,
Шагая к родимому дому,
Зайти на заставу ко мне.
За чаркой, за вашим рассказом
Всю ночь просидим до утра,
Три года мы вместе сражались,
А нынче расстаться пора.