Федор Миллер - Стихотворения

«Чай и сахар, добрые люди!» —
Он сказал им с глубоким поклоном.
«Просим милости с нами откушать!» —
Отвечает радушно купчина
И сажает нежданного гостя
К образам, на почетное место,
И чайком, и домашним вареньем,
И наливкой его угощает,
А меж тем с ним ведет разговоры
Про святые места и про скиты,
Про далекие чуждые страны
И про тяжесть скитальческой жизни.
Так прошел у них вечер в беседе.
Время к ночи подходит, и странник
Собирается в путь и, прощаясь,
Говорит своим доброхотам:
«Вижу я, что вы добрые люди,
И хочу наградить вас. Я знаю
Ваши тайные мысли. Сегодня
Вам хотелось счастливого часа,
Чтоб исполнились ваши желанья, —
Этот час наступил, и вдобавок
Дозволяются вам три желанья;
Но смотрите, не зря говорите,
А обдумайте их хорошенько!»
Так сказал им таинственный странник
И исчез.
Парамон Алексеич
И жена его чуть не рехнулись
От такого нежданного счастья;
Но купчина опомнился скоро
И промолвил Марфе Петровне:
«Ну, старуха, налей мне стаканчик!
За чайком померекаем вместе,
Что придумать нам тут поразумней, —
Один ум хорошо, а два лучше».
Оживилась Марфа Петровна,
Заварила свежего чаю
И, девятый стакан наливая,
Мужу молвила: «Пей на здоровье!
Пей, голубчик мой! Вот хорошо бы,
Если б был теперь кстати лимончик:
С ним бы чай был гораздо вкуснее».
Лишь успела она это молвить,
Как на блюдце — отколь неизвестно —
Перед ними лимон очутился,
Такой сочный, душистый и крупный,
Что не скоро такого и купишь.
Рассерчал Парамон Алексеич
На жену за такое желанье.
«Ах, раздуй те горой! — закричал он
На нее. — Вот так глупая баба!
Вот, шальная, нашла, что придумать!»
Но лишь только сказал он и видит:
Раздувается Марфа Петровна
В ширину — и всё больше и больше.
Смотрит он и диву дивится,
И глазам своим верить не смеет.
Но она всё толстеет, всё пухнет,
Будто на море парус от ветра.
Вот и стол с самоваром поехал
От дивана к стене; вот и сам он,
Парамон Алексеич почтенный,
В дальний угол со стулом отъехал,
Где всё крепче его припирает
Раздобревшее тело супруги.
Испугался купец не на шутку, —
Видит: дело выходит плохое, —
Так и ждет, что вот лопнет купчиха
Иль задушит его под собою.
«Стой! — кричит он. — Уж я задыхаюсь!
Ничего, ничего мне не надо,
Лишь бы ты опять стала такою,
Как была!»
Вмиг исполнилось это:
Стала Марфа Петровна сжиматься
И в свой прежний объем возвратилась.
И сидят они молча за чаем
С горькой думой, что так неразумно
Три желанья из рук упустили.
Близок локоть, да, знать, не укусишь.

«Помоги мне, братец, — просит брат убогой, —
Не оставь, родимый, милостью премногой!
Вот уж наступают вьюги с холодами;
Одолжи лошадку съездить за дровами».
— «Ох, как надоело мне с тобой возиться!
Век ты будешь плакать, век ты будешь биться.
Видно, сам уж плох ты, пропил, знать, деньжонки,
Что купить не можешь клячи-лошаденки.
Счастлив, что пришел ты, как иду к обедни;
Так и быть, возьми уж, только знай — в последний!
Приведешь — и больше к моему порогу
Ни ногою, слышишь? Прогоню, ей-богу».
Взял бедняга лошадь. «Дай уж оголовок [25] Оголовок — нижняя деревянная часть хомута. », —
Просит он у брата. «Ишь ты, больно ловок!
За него вечор лишь деньги отдал сам я;
Оголовок знатный, нет, его не дам я —
Изорвешь, испортишь, буду я в изъяне».
— «Дай, ведь не к хвосту же привязать мне сани».
— «Делай там как знаешь, людям поклонися;
Где-нибудь достанешь, только отвяжися».
Так сказав, богатый бедняка оставил;
Бедный, взявши лошадь, путь домой направил.
Думает он думу: как бы сани справить,
Чтоб дрова из лесу до дому доставить?
Повезет ли лошадь? Ведь без хомута-то
Воз тащить тяжелый будет трудновато.
Ну, да уж устрою — я ведь парень ловкой:
Ей к бокам оглобли привяжу веревкой,
А чтоб не съезжали, я свяжу ремнями
Как-нибудь покрепче хвост ее с санями.
Справил — и поехал в рощу за дровами.
Нагрузивши дровни, по дороге гладкой
Тянет их до дому рядышком с лошадкой.
Всё идет как надо, вот и дотащились;
Только вдруг за что-то сани зацепились.
«Эй, ну-ну! — кричит он, — вывози, родная!
Тут уж недалечко, дам тебе сенца я».
Палкой замахнулся: «Ну же, ну, тащися!»
Конь рванул всей силой — хвост и оборвися.
Как наутро лошадь увидал богатый, —
«Что ты с нею сделал? Что в ней без хвоста-то? —
Закричал он грозно. — Это, брат, неладно;
Этак одолжать вас будет мне накладно.
Мы пойдем к Шемяке: пусть он нас рассудит
И тебя за лошадь заплатить принудит».
И пошел к Шемяке с братом брат убогой.
Путь их был не близок: снежною дорогой
Шли они всё утро и, устав немало,
Завернули оба в сельское кружало [26] Кружало — в старину на Руси: кабак, питейный дом. .
Богача хозяин встретил с уваженьем:
Кланяется в пояс — с нашим, мол, почтеньем;
И вина, и пива гостю предлагает,
Бедняка же будто вовсе и не знает.
К богачу подсевши, пьет он с ним, гуторя;
А бедняга на печь завалился с горя,
Чтоб заспать свой голод. Слушая их речи,
Он вздремнул немного — и свалился с печи.
Как на грех, ребенок спал тут той порою;
Он его, упавши, придавил собою…
«Ах ты, душегубец! Ах, беспутный Каин!
Что ты тут наделал? — закричал хозяин. —
Этого, брат, дела так я не оставлю,
И на суд к Шемяке я тебя представлю».
— «Что ж, пойдем к Шемяке, знать такая доля, —
Отвечал бедняга, — буди божья воля!»
И пошли всё трое; а меж тем дорогой,
Закручинясь, думу думает убогой:
«Что ж теперь мне делать? Ведь меня засудят!
Пропаду я, бедный! Эх, уж будь, что будет:
Брошусь-ка я с моста и покончу разом!»
(У бедняги с горя ум зашел за разум).
Вот подходят к мосту; он перекрестился
И через перила вдруг перевалился.
Под мостом в ту пору сани проезжали,
Двое мужичков в них песни распевали.
Вдруг на них свалился будто куль тяжелый —
И замолкли звуки песни их веселой.
Крик бедняга слышит: «С нами крестна сила!»
Голову приподнял — перед ним верзила,
Парень здоровенный, в бок его толкает,
И ругает крепко, и с саней пихает;
А под ним, уткнувшись в сено головою,
Кто-то тяжко стонет и хрипит порою.
Понял он, в чем дело, — и давай бог ноги;
Но верзила парень стал середь дороги.
«Глянь, что ты наделал, лиходей треклятый!
Ведь пришиб до смерти моего отца ты.
Ты за это дело мне ответишь, милый,
И тебя к Шемяке потащу я силой».
— «Что ж, пойдем к Шемяке: пусть он нас рассудит! —
Говорит убогой. — Двух смертей не будет».
Идут они в город вчетвером. Дорогой
Грустно так повесил голову убогой:
Думает, гадает, как бы умудриться,
Чтоб от наказанья строгого отбиться.
Он с дороги камень поднял с думой злою
И, в мошну засунув, спрятал под полою.