Гарри Гордон - Птичьи права

И ночь предстанет перед домом
Сычу ответив на кивок,
И запахом тепла ведомый
Придет под окна серый волк,

И мы посмотрим друг на друга.
Сверчок отыщет пятый угол
И затоскует до утра…
И вы промолвите: — Так поздно,

Я ухожу, пока не поздно,
Прощайте, дома ждет жена.
И за калиткой дрогнет воздух,
И вновь сомкнется, как стена.

На нашей улице огонь.
Соседи жгут сухие листья,
Метлой метут, чтоб было чисто,
Не оставляют ничего.

Так много листьев накопилось.

Вот где-то лампочка разбилась,
Нестрашный выстрел, звон стекла,
Стук закрываемой калитки,
Слюдой дорога затекла,
На винограде след улитки,
И в дыме — запахи борща,
И сырость мытой винной бочки.

Здесь делают вино сообща,
И выпивают в одиночку.

А осень зреет не на шутку.
Деревья, словно звери, чутки,
Дрожа, отряхивают листья,
Отчетлив дальний разговор,

И ходит, ходит в каждый двор,
Худая, тявкая по-лисьи,
Собака в поисках добра,
А может, своего двора.

На пустырях светлеют лужи,
В них гибнет давняя гроза,
И зябнут лапки у лягушек
И очень чешутся глаза…

Лампа гасла и коптила.
В этот час по всей Руси
Керосина не хватило.
Долго дождик моросил.

В этот час по всей долине
Полиняли ковыли.
Навсегда размокло в глине
Птичье имя «каолин».

Растекшись по бездорожью,
Молча сгинуло в грязи.
Стекла исходили дрожью, —
Долго дождик моросил.

Пробираясь к дому, пячусь —
Что ни лужа — водоем.
В рукаве набухшем прячу
Имя теплое твое.

Под вечер волны разбежались,
Теряет море синеву,
Пчела, поспешно плод ужалив,
Свалилась, мертвая, в траву.

Теряют цвет песок и камни,
И вот, лишенное огня,
Пустое солнце в воду канет
Пчелой, ужалившей меня.

И, помолчав на все лады,
Уходит море. Осторожно
Меня одаривая дрожью,
И чистотой своей воды.

Я выбрал место до утра
На берегу крутом,
Средь пыльных посторонних трав
Под горестным кустом.

Лежал на ржавом берегу
И в темноте белел,
И слышал прошлогодний гул
Ушедших кораблей.

А ночь была, как «ничего,» —
Тиха и нехитра,
Лишь в море ссоры нищих волн,
Да пенье комара.

А ночь была, как «что с тобой?»
Как «подойди ко мне,»
И как бесшумная любовь
Ромашек меж камней…

Плотнее закутавшись в крылья
И клювы откинув назад,
Усталые птицы закрыли
Свои пожилые глаза.

И ветры, как праздные боги
Высоких сомнений полны.
И долго их голые ноги
Белеют левее луны…

В пыльных зарослях чепухи,
Где ученая муха живет,
У которой зеленый живот,
И которая пишет стихи,
Мне пришлось побывать вчера.
В трудных поисках простоты,
Откровения и добра
Я обшарил пустые кусты.
Ничего там хорошего нет:
Лишь хромой паучок-сосед,
Да мышиное средоточье,
Да мушиное многоточье,
Да подкову какой-то осел
На удачу оставил. И все.

Пастух от ругани устал.
Прилег у круглого куста,
И почесал себя за ухом,
И в рог подул чесночным духом,
И выдул музыку из рога.
Она по емкости с природой
Могла соперничать. В ней был
Призыв заждавшихся кобыл,
И приглушенный сеном рев
Худых издоенных коров,
Был душный прах сухого поля,
Была ангина у ручья,
И не случившаяся боль
Судьбы, когда она ничья…

Простая такая погода,
Несложно кричат воробьи.
Прости, дорогая природа,
За ложные песни мои.

За то, что с ехидным прищуром
Вселял я разлад и развал,
За то, что тишайший Мичурин
Улыбку во мне вызывал.

Посыпь мою голову пеплом,
Поплюй на меня и повой.
И пусть мое слово, как репа,
Живет себе вниз головой.

Приобрели вороны в марте
Очаровательность певиц,
И словно в кукольном театре,
Паук на ниточке повис.

И кто-то, зная себе цену,
Решил, призванием влеком,
Изображать шаги за сценой,
И заливаться петухом.

Я люблю вас, блестящие свиньи, —
Неудавшиеся дельфины.
Ваши глазки исполнены ласки,
Многих радостей вы знатоки,

Как веселые принцы из сказки,
Вы роняете пятаки
Прямо в лужу. Роняйте, роняйте,
Восхитительно ваше занятье!

От белой пыли воздух густ.
Назойлив овод, зной назойлив,
Бледнеет август, словно гусь
Перед внезапною грозою.

На берегу зеленый дом.
В соленом дыме над водой
Летят соленые тела —
Свои соленые дела
Свершают птицы. Молодой
Бычок соленый лижет ком,
Под раскаленным языком
Шипит растаявшая соль.
Рыбак, в руке неся мозоль,
Как заработанный пятак,
На ящик сел и молвил: «Так.»

Рыбак широкоплеч и худ,
Он черной ложкой ест уху,
И пальцы на обломке хлеба
Лежат, как дети на скале.

А ветер волны не колеблет
И травам колыхаться лень.
В траве кузнечики скорбят,
А в вышине скопилась влажность,
И гусь бледнеет, словно август
Перед приходом сентября.

Все очень просто: дяде — бриться,
Павлину — перья, морю — пульс.
Мир ясен, как глаза убийцы,
И безусловен, как арбуз.

Мой дядя самых честных правил
Смотрел в окно и бритву правил.
Он зеркало платочком вытер
И глянул в поисках морщин.
Лицо напоминало свитер,
И он побрить его решил.

О, мужество опасной бритвы!
О, жесткость злобная щетины!
О, славься яростная бритва —
Стихии с волей поединок.

И человек в борьбе с природой
Намылил пеною лицо…
На улицах полно народу,
И очень мало подлецов,
На улицах все чинно, просто,

С преобладаньем благородства.
Фонтанов радостные брызги,
На стройках вспышки автогена,
И урны, словно обелиски,
Во славу русской гигиены.
Все на мази, как говорится,
И стоит жить, и стоит бриться.

На кухне тенькает посуда,
Стареют чашки с каждым днем.
Стоят у стенки два сосуда —
Один с водой, другой — с углем.
Они необходимы оба
Для равновесия, должно быть.