Юрий Трубецкой - «Под этим небо черной неизбежности…»

Под дождем брожу нелепо,
Скучный, длинный и немой,
И фарфоровое небо
Точит слезы надо мной.

Вечер нудный, вечер длинный,
Я — к бродяжеству привык,
А в витрине магазина
Зло смеется мой двойник.

Он стоит в нарядном фраке,
Разутюжен и побрит.
Обратит вниманье всякий
И похвалит этот вид.

Он не пишет и не курит,
В середине — пустота,
Под бровями свет лазури
И как розаны уста.

Смотрит он как праздный, тощий
Под окном торчит. И пусть!
И струит осенний дождик
Элегическую грусть.

Давно с тобою мы простились —
Нева и ледяной дворец.
Лишь звездные лучи струились,
Как бы предчувствуя конец.

И музыка звучала тихо
И замирала где-то там.
Беда — голодная волчиха —
Ходила, воя, по следам.

И острова, и часовые,
И обожженные мосты,
И панихидная Россия,
И вопли ветра. И кресты.

Тихий шорох берез отталых
И весенний снег под горой.
На пристани лязг причала,
Дым костра и туман над водой.

Как впервые вижу. Приемлю
Благословенье Твое —
Сирую взрытую землю,
Каждый вздох и трепет ее.

И — чтоб мог я чувствовать бремя
Легчайшее, бремя любви
Человеческой — злое время
Надо мною останови!

«Летели дни, крутясь проклятым роем»…
Я на скамье сидел в саду. Слегка
Накрапывал нечастый теплый дождик,
В разрыве туч вечерняя горела
Звезда. А рядом, воротник подняв,
Сидел высокий, стройный незнакомец.
Ему, как мне, по-видимому был
Знаком весенний сплин, непостоянство
Большой звезды между сплетенных веток.
Молчали мы. Потом он вдруг сказал:
«И этот вечер канет без следа,
И что тогда останется в сознаньи?
Пожар зари?» Он замолчал. И я
Узнал его — лицо и тихий голос,
Глаза прозрачные под мягкой шляпой
И свет — «оттуда ринулись лучи»…
Я веки опустил. Прошло мгновенье,
И рядом — никого. А там, вверху,
Звезда, сиявшая алмазным блеском,
Вдруг облаком седым заволоклась.
Вокруг опять — обычно, повседневно.
Весна и ночь. Вдали мятется город.
Но перелетный ветер запевал
«О доблестях, о подвигах, о славе…».

Два желтых огня на самом краю
Дороги. Там, верно, мост.
Сегодня свой голос не узнаю,
Он тих, уверен и прост.

У балок шумит высокий бурьян
И песня слышна в саду.
Вином горьковатым разлуки пьян,
Покачиваясь иду.

Легко без любви. Будто мир иной
Глядится из быстрины.
Осенней травой, пересохшей травой
Ладони обожжены.

Я прочту вполголоса
Давние стихи.
Лягут света полосы
Сквозь листву ольхи.
Знаешь, сладко грезится,
И печаль легка
Под сияньем месяца
В дымных облаках…
Ходит осень по полю,
Желтый сад шумит.
На верхушке тополя
Старый грач сидит.
Белый снег расстелется,
С крыш повиснет лед,
Загудит метелица,
Окна занесет.
Все слова припомнятся,
Что звучат еще…
В тихой, теплой комнате
Запоет сверчок.
Сохрани же нежности
Синий огонек,
В снеговой безбрежности
Путь далек, далек…

От леса веет грустью безначальной.
Проходит стадо. Мелкий дождь сечет.
И следом за коровами бредет
И чист и звоном голосок хрустальный.

Дик. Очевидно, из деревни дальней
Сюда подал. Кривится детский рот.
Сейчас заплачет. Но нельзя. Поет.
Пастух-мальчишка. Русый и печальный.

Пора домой. Коровы побрели
Тропинками исхоженной земли,
Сквозь пестрые намокшие деревья.

А там вдали — широкая река.
Грачи на пашнях. Ветер и тоска.
Да серых туч осенние кочевья.

Словам опять томиться нерожденным…
Вон мальчуган играет на песке,
И летний луч огнем темно-зеленым
Скользит по смугло-розовой щеке.

Но потянуло с запада прохладой
И сумрачно вздохнули тополя.
И отвечает бормотанью сада
Таинственным молчанием земля.

Небо выше, светлее,
Нежней косые лучи.
В ясеневой аллее
Тревожно кричат грачи.

Тени легли, густые,
Темна под мостом вода.
Это было давно, в России,
А может быть — никогда.

Сидит, на солнце согревая кости,
И смотрит сквозь очки на облака.
В глазах уже ни доброты, ни злости,
А просто беспредельная тоска.

И чувствует: она уже близка,
Придет на днях таинственная гостья, —
И желтая, иссохшая рука
Сжимает цепко рукоятку трости.

Еще пожить. Хотя бы только год,
А то лежать во тьме тысячелетья!
И тяжко охнув, со скамьи встает…

А небо меркнет в предвечернем свете
И, провожая вновь солнцеворот,
Сплетает время призрачные сети.

Жарок день под маревом тонким.
Хвоя. Поросли бурой травы.
Католическая иконка
И небо стальной синевы.

По камням взбираются козы,
Колокольчиками звенят.
Пожелтели уже березы
И румянее виноград.

Сено звонкое на покосе.
Обмелела река, шумит.
Предвещая близкую осень,
Белый пух по ветру летит.

Бледно светят Плеяды
Наклонясь над равниной,
За оградою сада,
Где свежо и пустынно.

Лай собак на рассвете,
Дальний крик паровоза,
И последние эти
Украшенья мороза.

По привычке закуришь…
Так близки почему-то —
Острый холод лазури
И дремотное утро.