Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

За окном листва с дерев
Уступает листопаду.
Смотрит женщина, стерев
С губ пунцовую помаду.

Хочет вас поцеловать
И проделывает это.
Задохнется — и опять,
Не почувствовав запрета.

Отпускает вас сама,
Всё же чуточку жалея —
Без багрового клейма
На щеке или на шее.

— Ты слышишь? Я не виновата! —
И утверждению вослед,
Как если б то была граната,
Метнула чашку на паркет.

Потом, под сводами вокзала,
У металлических перил,
«Ты не кричи», — она сказала,
Хотя он тихо говорил.

В глаз попала нелепая мошка,
Совершая порханье своё.
Может быть, зазевалась немножко,
Но избавься теперь от неё!

Промахнулась на самую малость
И влетела в чужую игру.
— Поморгайте!.. Осталась?.. — Осталась.
— Трите к носу!.. — Я к носу и тру.

Но упорная женщина нежно
Уголком носового платка
Хочет, правда пока безуспешно,
Снять помеху с глазного белка.

Слегка глупы
Казались девочки в ту пору —
Средь их толпы
Любовь к пустому разговору.

Зато щедры
Тогда подружки эти были —
Как без чадры,
Весной без лифчиков ходили.

Реки разлив.
Из клуба слышно звуки вальса.
Я был брезглив —
С кем попадя не целовался.

Она, слегка склонив лицо
Над тонкою тетрадкою,
Мне составляла письмецо
С привычной лаской краткою.

И в тот же миг, покуда мне
Нанизывала буковки,
Он осторожно, как во сне,
Расстёгивал ей пуговки.

Я часто видел их вдвоём,
Не сразу, а впоследствии,
В воображении моём
Являвшихся как бедствие.

Из окна торча, как из скворешни,
Ублажая собственный каприз,
Поедала спелые черешни,
Косточки выплёвывая вниз.

Ей порой казалось: это вилла,
И она блаженствовала всласть
Да ещё к тому же норовила
В проходящих мальчиков попасть.

Голый и этим
Волнующий сад.
Что мы заметим,
Порой невпопад?

Юношу мучая —
Только сорви! —
Рдеет дремучая
Роза любви.

Щёлкнув щеколдой,
Он в доме давно,
Бледный и гордый,
Он смотрит в окно,

Явственно чувствуя
Порой любой
Это присутствие
Рядом с собой.

— Пойдёмте вдоль реки.
Скажите, голубок,
Вы на ногу легки?.. —
Он отвечал: — Легок!

Хотя спешить куда?..
Прохладою дыша,
Багряная вода
Густеет не спеша.

Тропа порой узка.
Трава кругом в росе.
Мы с пятки и с носка
Промочим ноги все.

— Четыре все ноги?.. —
И хохота обвал.
А по воде круги,
Где камешек упал.

Шагаю в баню,
Встречаю Ваню.
В ответ:
— Привет!

Январь с морозом,
Иван с вопросом:
— Матрёш,
Потрёшь?

— Просите Нинку
Тереть вам спинку!..
— А ты
В кусты?..

Пристал, как банный,
Благоуханный
В свой срок
Листок.

Посуду мыла — чашку раздавила,
За ней ещё вторую.

— Ты что же озоруешь, как кобыла?
— Да я не озорую.
Тут, в вашем доме, чашки больно тонки,
Хотела вымыть чище…

— Да ты как экскаватор на бетонке,
Не руки, а ручищи!..

На что довольно вежливо, но веско,
К лицу с приливом крови,
Задумчиво и сдержанно невестка
Ответствует свекрови:

— Послушайте, вы так кричите, мама!
В чём, собственно, причина?..
— Ну я тебе скажу, пожалуй, прямо,
Что я боюсь за сына…

Деловито, словно в бричку,
Невзирая на смешки,
Бабы лезли в электричку,
На плечах держа мешки.

Уместив свои покупки,
Вслед за тем, не для красы,
Задирали дружно юбки
И садились на трусы.

Утирали долго лица,
Набирались новых сил —
В час, пока их от столицы
Душный поезд уносил.

Две японки, крашеных блондинки,
А вернее, каждая из них,
До сих пор с природой в поединке,
Что вполне сознательно возник.

Головы соломенного цвета
Отливают полем золотым.
Для чего понадобилось это,
Ведомо, пожалуй, только им.

В самолёте, в самой серединке,
Странную являют новизну
Две японки, крашеных блондинки,
А одна ещё и в рыжизну.

Я не кошка — скорее собака!
Привыкаю не к месту отнюдь,
А к хозяину. Малого знака
Мне довольно, чтоб руку лизнуть.

Без него было б мне одиноко,
Не прельщало б уже ничего.
Мне достаточно только намёка,
Чтобы встать на защиту его.

В густом застолье, как в чащобе,
Сидели рядом мать и дочь,
И он почувствовал, что обе
Ему понравиться не прочь.

По-разному. Лишь небольшая
Здесь конкуренция была.
Дочь, матери слегка мешая,
Скорей наивностью брала.

Он отвечал на их вопросы
И сам выслушивал от них
Сужденья о новинках прозы,
В которые ещё не вник…

Потом с ним попрощались грустно
И в снежной вьющейся пыли
Они, под ручку взявшись дружно,
По белой улице пошли.

Дети выросли. Сделалось ясно:
Им заботы отца не нужны.
И тогда незаметно, негласно
Он решился уйти от жены.

Не к молоденькой и хитроватой
Разрушительнице семей,
А к застенчивой, не виноватой
Однокласснице бывшей своей.

Между ними стояли невзгоды
И всего лишь почтовая связь…
А ждала его в разные годы
И лишь только теперь дождалась.

Проходя по старому Арбату
Лучшей из столиц,
Ощущал мгновенную утрату
Встречных женских лиц.

Незнакомых женщин обгоняя,
Скашивал свой взгляд:
Непонятно, кто она такая?
Чем я смутно взят?

И хотя порой мы ощущали
То, что жизнь сладка,
Некое подобие печали
Брезжило слегка.

Опять мне это мелколесье,
Снежок, струящийся в окне,
И серенькое поднебесье
Напоминают о войне.

Как будто я ещё в начале
И мне опять это дано —
Такой пронзительной печали
Я не испытывал давно.