Ольга Реймова - Парус, ветер и любовь (сборник)

— Я тебе говорила: люблю. Ты так хорошо играл на баяне!

— «А Михаила ты тоже любишь?» — спрашивал я тебя.

— И его люблю, смеялась я в ответ.

— «Но так же не бывает!» И я продолжал задавать тебе вопросы: выйдешь за меня?

— А я тебе говорила: разведись со своей Ритой, тогда поговорим. Ты улыбался и не знал, что сказать. За тебя тогда Володя сказал: «Не верь ей, ты разведёшься, а она скажет тебе: я пошутила».

— Помнишь, помнишь… всё ты помнишь.

— А ты собрал наконец-то свой электронный орган? — смеётся Сима. — Сколько лет ты его собирал!

— Давно собрал, ещё тогда, но я тебя так долго не видел…

Он улыбался, слушая её. И падал пушистый белый снег. А на дворе была осень.

Если ты думаешь, что нет более ничего интересного в жизни, то вполне возможно, что ты прав. Если жизнь пробежала и ничего не оставила в сердце: ни боли, ни радости, а только разочарования, — то скорее ты прав, чем нет. Та беспечность, что присуща молодости, покинула навсегда, и остались лишь вопросы: почему и зачем.

Так рассуждала Серафима, глубоко задумавшись о прожитом, и о не совершённом. За окном падал хлопьями снег, на душе было тускло и очень одиноко. Серафима вспоминала ту радость, которую испытывала в молодости, любуясь на падающий хлопьями снег. Теперь она уже ничего не загадывала, ни о чём не мечтала. Жила как «день пережит — и слава богу». Каждый день воспринимала как подарок. И стала говорить, что живёт по блату. А сколько было надежд, желаний, стремлений… И, пожалуйста, не надо говорить, что старость — одно из лучших времён жизни. Это время ничего не даёт.

В комнату вбегает внучка.

— Бабуль, ты видишь, какой снег пушистый?

— А ты любишь такую погоду?

— Обожаю, бабуль! У меня настроение поднимается!

«Надо же, — думает Серафима, — и мне когда-то было так же хорошо, а сейчас ничего не радует».

Дочь пришла с работы.

— Мама, сейчас на улице так красиво! Снег возле фонаря светится и кружится. Иди, погуляй, полюбуйся этой красотой!

Но уныние взяло верх над всем: над радостью детей, над красотой, которую погода нарисовала. Этот снег, что искрится и поскрипывает под ногами, не поднял настроение Серафиме. И она поняла, что заболела. У неё не осталось сил радоваться, восхищаться и переживать. Эти клеточки уснули, и их уже никто никогда не разбудит и не воскресит. Пусть рядом с ней есть всегда кто-то из близких и родных, а она всё равно одна-одинёшенька. Так она думала.

Но вот с утра Серафима чего-то ждала. И вдруг после обильного вчерашнего снегопада выглянуло солнце. Холодное солнце, но капнуло радостью на сердце, и Серафима облегчённо вздохнула.

Лежать в больнице — тоска, когда боли и у тебя, и вокруг тебя. Каждый погружён в свою боль, и боль соседа усиливает твою. В палате пять человек. Все пожилого возраста, от шестидесяти и старше. Трое ждут день изо дня обследования сердца, называемое коронарографией. Это когда… по-моему, лучше не знать, что это такое. В общем, ждут приговора или, наоборот, хорошей вести. Но какие только мысли не посещают задумчивых больных.

На улице тепло, солнце, но не жарко, чуть прохладный ветер. Окно открыто настежь круглые сутки. Четвёртый этаж, а деревья такие высокие, что дотянулись до него, и птички расчирикались. Прыгают по подоконнику, в основном голуби воркуют и разгуливают и подпрыгивают воробьи. Валя их подкармливает. Голуби наглые, гоняют воробышек, а те всё равно прилетают и ждут удобного момента, чтобы ухватить свой кусочек. Всё как у людей. Кто посильнее, тот и командир. Кто половчее, тот своего не упустит.

Валя уже давно ждёт приговора врачей, а они всё откладывают и откладывают. На днях к ним в палату поступила пожилая дама Оля с острой болью в левом межреберье, в основном тихо постанывает или выходит в коридор и там ходит-ходит, как бы успокаивая свою боль. Потом медсестра ей делает обезболивание и она засыпает.

Очень скрипят кровати, стоит повернуться чуть — и такой скрип, что если кто спал, то непременно проснётся. Врачи называют эти кровати музыкальными, зато, говорят, вам нескучно.

— Господи, — говорит Валя, — хоть бы радио какое было или телевизор. Я уже целый месяц не знаю, что творится в мире и вообще… Так хочется послушать, знаете что? Вот бывает по радио литературный час, какой-нибудь актёр читает рассказ или повесть, я бы закрыла глаза, лежала и слушала.

Все, молча, слушают Валю.

— Как там моя Муська? — опять Валя страдает по своей кошечке, которая осталась без хозяйки, но под присмотром.

После пяти вечера приходят навещать больных близкие.

— Мама, я принесла тебе ноутбук, чтобы ты не скучала, — говорит дочь пожилой даме Оле.

— Мне не до компьютера, так всё болит, ничего не хочу. — А потом вспомнила про Валю и говорит: — Ну, ладно, оставь, пригодится.

После ужина кто говорит по мобильнику, кто листает старые журналы, а Валя всё у окна. И решила Оля включить на ноутбуке аудиозапись Zombie — это миниатюры Сергея Горцева, которые читает Карина Мансурова. Все улеглись и стали слушать. Двадцать минут в палате стояла тишина, и только проникновенный, ровный голос Карины звучал успокаивающе и завораживающе. Оля привстала и посмотрела на Валю: та лежала, слушала, закрыв глаза. Спустя минуту, после окончания чтения, все стали говорить своё мнение и впечатление.

— Валя, тебе понравился рассказ «Моника»? Я только из-за этого рассказа включила запись, ты так скучаешь по своей Муське!

— А знаете, Ольга, мне больше понравился рассказ «Крым. Изабела». Я после него остальное не очень слушала, а всё думала: ну почему автор этот, Сергей Горцев, не закончил его на мысли о продолжении? Ведь могла же она написать ему свой телефон, а не просто спасибо. И вот я бы потом мечтала, как они встретились или нет, позвонил ли он ей.

Оля решила показать свой видеофильм «Музыкальные новеллы», который длится немного более часа, где звучат стихи Геннадия Рудягина в авторском исполнении. Кто просто слушал лёжа, а кто и слушал, и смотрел. А в конце Татьяна — самая молодая больная, ей всего пятьдесят девять — расплакалась и сквозь слёзы: