Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

Но та строга, неумолима даже:
«Нам надо быть к семи в монастыре!
Он там, ты видишь, - слева, на горе».
И поправляет ленты на корсаже.

Ах да, она забыла! - ночью ей
Виконт приснился, - что за сон чудесный!
Он говорил: «маркиза, вы прелестны!»
И руки целовал ей до локтей.

А тут ее на много лет запрячут
От этих всех загадочных вещей,
Оденут скверно и прикажут ей
Весь день молиться... - и маркиза плачет...

А в гору медленно ползет дормёз;
Фруктовый сад, стена, фонтан, ворота...
Подножка щелкнула; развеяна дремота,
И падают из рук стебли увядших роз...

И мать-игуменья встречает на дорожке
Ту, что с собой Мадонне принесет
Три тысячи французских ливров в год,
Вопрос в глазах и две прелестных ножки...

Прозрачное раннее утро дышало весенней прохладой,
Вершины деревьев горели под лаской луча золотого.
Он шел по заглохшим аллеям забытого старого сада
Любимую женщину с грустью увидеть в объятьях другого.

Он знал ту аллею, в которой они назначали свиданья:
Там гуще сплеталися ветви, теснее ложилися тени,
И так безотчетно дарили неясное благоуханье
Акации желтые грозди и белые ветки сирени.

И он их увидел, где думал. Они говорили, и внятно
Весеннее утро будили их юные, смелые речи:
А утро уже просыпалось, и ветер ласкал ароматный
Ее непослушные кудри, ее обнаженные плечи.

В руках ее - ветка сирени; к губам прижимая неясно,
Она отдает ее после с капризной улыбкой другому.
О, как он тогда ненавидел, безумно, мучительно, властно,
И белую ветку сирени, и неги весенней истому!

И сколько стоял он - не помнил. Когда же очнулся, то было
Все тихо и пусто, и только порою, угрозой несмелой,
Еще не заснувшая злоба послушную память будила,
И белая ветка сирени на старой скамейке белела.

Душистым, проснувшимся ветром пахнуло; листва зашептала;
По гравию узкой аллеи, мелькая, забегали тени.
– Он тихо нагнулся и поднял, и, чтобы она не завяла,
С собою унес он с улыбкой забытую ветку сирени...

Георгины на круглом столе
Побледнели с потухшим закатом...
Вы зайти обещали ко мне
С сенбернаром и маленьким братом.

Я велел принести на балкон
Старомодные синие чашки.
Мой заброшенный сад напоен
Ароматом некошеной кашки.

Этот милый минутный визит
Будет все же почти не визитом!
У меня шоколад и бисквит:
Двое младших займутся бисквитом!

А для вас... а для вас у меня
Есть цветы небольшого букета,
Тихий вечер июльского дня
И четыре неясных сонета...

Будет тихо... Сквозь ветви берез
Долетят монотонные стуки...
Сенбернара обиженный нос
Нам уткнется в сплетенные руки...

Головенка с большим хохолком
Оторвется на миг от бисквита:
«Расскажи-ка еще мне, как гном
От колдуньи забрался в корыто!»

Шелест листьев... Спадает жара...
– Я забыл все рассказы про гнома!..
Но куда вы? - «Домой. Нам пора.
Я давно обещала быть дома».

Сенбернар от восторга хвостом
Опрокинет забытые чашки.
Торопясь, мы пойдем вчетвером
По ковру темно-розовой кашки.

Мальчуган на изглоданном пне
Снимет домик со скользкой улитки.
– О, позвольте, пожалуйста, мне
Проводить вас до старой калитки!

Я открою... закрою... мелькнет
Вдалеке ваша шаль голубая...
Эта ночь, - она скоро придет...
– Добрый вечер, моя дорогая!

В саду, где май сверкал и где цвели цветы,
В аллее, где сирень горела сказкой белой,
Моей любви мучительно несмелой
Я вам сказал желанья и мечты.

И вы ответили… Уже не «вы», а ты…
Но все прошло так быстро, так нежданно...
Мы разошлись уже, когда в саду туманном
Кружились первые осенние листы...

Когда-то, чтоб еще безумней было счастье,
Весна коснулась нас своей волшебной властью;
Теперь же осень грустно убрала

Листвой увядшею, эмблемой страсти дальней,
Аллею, по которой ты ушла, -
Чтобы разлука нам была еще печальней...

Закат был золотым, а ночь потом пришла
Такою медленной, такою странно синей...
И синяя печаль мне на душу легла,
Как на душу пчелы умершей меж глициний.

Почти что хорошо. Не закрывая глаз,
Живу как будто бы с закрытыми глазами.
Я знаю, я вплету в узор певучих фраз
Слова, которые нельзя назвать словами.

Почти что хорошо. Почти. И только жаль,
Что завтра будет то, чего сейчас не надо,
Что эта синяя, бездонная печаль
Уйдет из глаз моих, как эта ночь из сада;

Что завтра буду я опять, опять собой,
Что солнце медленно зажжет цветы глициний,
И сердце вырвется разбуженной пчелой
Навстречу золоту из этой сказки синей!

И хочется, чтоб все окончилось не тем,
Чем кончиться должно, а новой, долгой тайной,
И чтоб в моих глазах осталась бы совсем
Печаль, которая пока еще случайна...

Я боюсь: не такими мечтами,
Как мои небольшие мечты,
В своем сердце, предутреннем храме,
Засветишь незажженное ты.

Я пришел для неясного счастья,
Я одной только сказки хочу,
Я хочу мимолетно, не властью,
Прикасаться к душе и плечу.

Мне казалось в часы моей скуки,
Что о том же скучаешь и ты,
Что твои запрокинуты руки
В октябре, когда вянут листы.

Мне казалось, что мягкого тона
Тишина твоих платий и снов,
Что ты любишь утят, анемоны
И печаль моих длинных стихов.

Мне казалось... Мне только казалось...
Мне, вернее, хотелось, чтоб ты,
Как безоблачный день, отражалась
В синеве моей первой мечты.

Но потом я подумал: «А если
Только грезам усталым моим
Силуэт в темно-розовом кресле
Показался родным и больным?

Может быть, ты безмерно чужая?
Может быть, ты печальна не тем?»
И с тех пор я боюсь... я не знаю...
Я моих не кончаю поэм...

И с тех пор начало мне казаться,
Что ты стала иной, чем вчера:
Разучилась цветам улыбаться,
Забываешь грустить до утра.

Что ты хочешь чего-то другого,
Чем мои небольшие мечты,
Что обману красивого слова
Отдаешься зачем-то и ты.

И пока я враждую с собою
И гадаю, ты та иль не та, -
Ты моею усталой рукою
Мной самим от меня заперта.

И я знаю теперь безвозвратно,
Что я больше не буду твоим:
Я мечтал о слегка непонятном,
О желаньи, скользящем как дым;