Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

Половину необходимой для издания суммы неожиданно внесла одна из немецких знакомых Кленовского, и вскоре тираж книги был отпечатан, причем удвоенный, не 750 экземпляров, как предполагалось изначально, а целых 1500, для поэтической книги цифра солидная, а по эмигрантским меркам просто огромная. 6 марта 1967 года Кленовский писал И.С.Топорковой: «Издание сборника моих избранных стихов сейчас быстро двинулось вперед, т.к. удалось раздобыть недостающие еще деньги. Я получил из типографии первый готовый (но еще единственный) экземпляр книги, остальное начнет, вероятно, постепенно поступать, и тогда я, конечно, пошлю Вам экземпляр в подарок <���…> В книге 218 страниц и фото. Оформлением я лично доволен. На этот раз для разнообразия обложка цветная. Формат мой обычный» (Письма Кленовского Топорковой. С.105).

Книга получила название: Кленовский Д. Стихи: Избранное из шести книг и новые стихи (1965–1966). Мюнхен: МЛС, 1967. Тексты печатаются по этому изданию, воспроизводится только раздел новых стихов, поскольку стихи из ранних книг вошли в избранное практически без изменений.

8 марта 1967 года Шаховской поздравлял Кленовского «с рождением дитяти, которое, как некий герой Рабле, даже в день своего рождения будет очень велик ростом и тяжел на вес (“томов премногих тяжелей”). Поднимаю мысленно кубок за здоровье дитяти такой же пропорции, как папаша. Вижу, что я не ошибся, когда еще лет 10 - или даже больше - тому назад подписался на… “7-ой том” Ваших сочинений» (Переписка с Кленовским. С.195).

Вскоре последовали первые отклики на книгу. 14 мая 1967 года Кленовский с приятным удивлением написал Шаховскому: «Получаете ли Вы “Русскую мысль”? Там в № от 6 мая появился необычайно доброжелательный отзыв Терапиано (на целый развернутый подвал) о моей новой книге, а тем самым - о моей поэзии вообще. В первый раз он меня таким хорошим суждением побаловал - глазам своим не поверил читая! Есть в статье такие небезынтересные для Вас строки!

“Такое ощущение человека (как у меня - Д.К.) уже не ортодоксально-христианское, а оккультное, антропософское. Но Кленовский с такой напряженностью порой говорит о нем, что его духовное волнение, душевная вибрация, заставляет даже некоторых представителей православной иерархии, интересующихся литературой, прощать ему ‘антропософию’ за его духовное горение”» (Переписка с Кленовским. С.197).

16 июля 1967 года Кленовский писал Шаховскому: «Сборник “Стихи” является завершением и итогом всего моего литературного пути. Не перестаю благодарить Бога за Его великую ко мне милость: выход этого сборника еще при жизни моей, осуществленный моими руками, от отбора стихов до выбора оформления включительно. Удалось и хорошие отзывы о нем услышать. По статьям и по личным письмам некоторых моих собратьев по перу (ниже приведу одно из них) я вижу, что собранные воедино, мои стихи произвели более цельное и верное впечатление, чем в отдельных сборниках (советую и Вам в будущем такой сборник избранных своих стихов издать!). Вот что пишет мне, например (очень по товарищески!), Моршен:

“Сборник получился на славу! То, что в отдельных сборниках выглядело (для меня) как некое подражание самому себе, оказалось, собранное в один фокус, редким по своей цельности и верным по тону голосом. По сути, Ваши сборники были лишь частями единой книги, и вот теперь она, наконец, вышла в свет целиком. Поздравляю, обнимаю от души рад за Вас!”

Такое же примерно впечатление, как это видно из его отзыва, произвела книга и на Терапиано, а также на Горбова (рецензия в “Возрождении”). Не помню, писал ли я Вам, что получил очень лестное письмо от Адамовича. Говорит, что читает мои стихи “с восхищением и... завистью” и добавляет, что сборник “очень правильно и удачно составлен - в том смысле, что тема его, то есть, Ваша главная тема, в нем постоянно развивается и растет, и стиль Ваш этой Вашей теме безошибочно и непогрешимо соответствует. Можно писать иначе, по-другому, но то, что говорите Вы, должно быть сказано именно по-Вашему, со сдержанной страстностью”» (Переписка с Кленовским. С.199).

Критическими откликами на «Избранные стихи» Кленовский остался в целом доволен.

О. Можайская в своей статье сочла, что «для всех друзей этого замечательного поэта такой сборник - ценный подарок! Хотя и в предыдущих книгах Кленовского образ поэта выделялся очень четко, но в этом сборнике он вырисовывается еще рельефнее.

Кажущаяся двойственность его духовного облика происходит от неизбежного “соседства” души и тела (тема которую он часто затрагивает в своих стихах). Однако мысли о тяжелой земной участи, о потерях, о смерти, нисколько не заглушают основного лейтмотива, а наоборот, выделяют его еще ярче. Хотя жизнь все чаще мерещится поэту “той скамейкой в конце аллеи”, где так недалеко “до калитки, до той, что вот уже полуоткрыта” и, хотя жаль расстаться с этой жизнью, с той, которую он “огорченно полюбил”, но все же чувство красоты, цельности, осмысленности мироздания не покидает его: ведь страдание это “прекрасное раненье - оттиск духа на остывшей коже”» ( Можайская О. Поэзия Кленовского // Новое русское слово. 1967. 23 апреля).

В «Новом журнале» появилась обстоятельная статья Ю.Офросимова, очень понравившаяся самому Кленовскому: «Достаточно редкостно, что после первого, весьма “детского”, сборника, после последовавшего многолетнего творческого провала, Кленовский сразу же выступает со стихами, обнаруживающими зрелое мастерство и, мало того, заключающими в себе стройное миросозерцание и мироустремление. По шести ранее вышедшим сборникам, а теперь по сборнику “Стихи” (избранное с добавлением стихов последнего периода, бережно изданных “Международным литературным содружеством”) можно совершенно ясно увидеть, как пережитые катастрофы вылились в поэзии Кленовского стремлением объединить эстетику с религией: явление, встречающееся не часто и повергшее иных наших руководителей поэзии (если и поминавших имя Господа Бога, то только всуе) в состояние легкого шока, критического столбняка, от которого, правда, они с трудом постепенно отходят. Уже в самом призвании поэта Кленовскому видится нечто, дарованное ему Свыше и завет “Веленью Божию, о, Муза, будь послушна” сквозит (в смысле почти буквальном) во многих его строках <���…>

В области формы Кленовский не “завоеватель” и не искатель. По натуре он - хороший хозяин, умело допускающий в добрую, старую форму, на которой крепко стоит его поэтическое хозяйство, все то новое, что подходит внутреннему ладу его поэзии. Чуждое какой-либо ортодоксальности творчество Кленовского в его “рифмованных догадках” лишено всякой претензии на пророчество и в соответствии с этим и весь тон его никак не “пламенный”, “без патетических сонат”, язык почти разговорный и как раз в этом трудно объяснимом "почти" заключено то, что возносит этот язык до поэтических высот.