Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Дети!
Скоро своими очами
Увидите сердце надзвездного света:
За то, что в смиреньи так долго
Были вы палачами,
Он удостоил вас жертвою стать.
Радуйся, мать!
Твой ребенок с тобой вознесется.
Красными пальцами жарко коснется
Огонь
Пятен позора
И засмеется в слезах просветленного взора.
Собирайте сухие поленья,
Пусть загудит красноперый костер,
Пусть разовьет свои звенья
В длинную цепь до небес…
Нож был остер,
Раны дрожали от боли, — он умер, он снова воскрес.
Ломайте заборы,
Собирайте солому,
Всё, что горит;
Расставляйте дозоры,
Не подпускайте еще недостойных к заветному дому,
В этот огненный час!
Только теперь
Можно позволить запретное пение.
Все ли готовы принять вознесение?
Так разрешите сердца:
Во имя Духа, Сына, Отца —
Верь!
Кланяйся, кланяйся чаше,
Этой Господней ране!
Дети, омоемся в огненной бане,
Чтоб убелиться краше
Горних снегов,
Чтоб не заследить небесных лугов.
Звездной тропою войдем в золотые врата
И предстанем
Пред ликом Христа;
Принесем ему свои ножи,
Что проржавели от крови во имя его…
Там нас встретят святые мужи.
Станем,
Скажем,
Покажем,
И нам позавидуют серафимы
И херувимы,
И все бесплотные духи.
Потому что,
Братья,
Он приходил для распятья,
И Иуда предал его на муки,
А мы
Пригвоздили его руки.
Иуде
Любовь
Отдали;
Отреклись от того,
Кого
Так долго алкали.
Взяли
На себя
Самое тяжкое бремя:
Любя,
Убили, —
А теперь настало время.
Радуйтесь!
Не мы ли
Самую черную работу
Исполнили?
Дали кресту позолоту?
Господи, Господи!
Дали ранам его благовонный янтарь,
Шипы превратили в розы,
Освежили засохшие лозы,
Мы!
А теперь приемлем великую гарь!
Господи, Господи…
Не достойными дыханья чумы
Устами
Будем целовать его ноги;
Прикасаться к телу самого Бога!
О, Господи, Господи! За что благословил нас убогих
Лучшими твоими крестами?

Через степи, от моря до моря,
Меж метелок сухих ковыля,
Разметалась, хмельная от горя,
Святорусская тая земля.

А над нею, до утра, зарницы,
Окликая поля да леса,
Полыхают, как вещие птицы,
Зазывают зарю в небеса.

Есть бревенчатый город, где княжит
Век за веком Червонный Петух;
Там куренья кадильные вяжет
Горь-полынный занозистый дух.

Городские замшелые вежи
Опрокинулись в речку Горынь;
А ведут к нему тропы медвежьи,
А зовется тот город — Полынь.

Лишь замесит к заутрени солнце
Золотистое тесто в деже,
Лишь опара созреет на донце, —
Красный Певень встает на меже.

Забирается выше и круче,
Бьет в зарю звонкогудым крылом,
Гасит кровью сполошные тучи,
Высылает окрест бурелом.

И взлетают тесовые крыши
Прокаленных дотла теремов,
И взмывает всё круче и выше
Петушиный заливчатый зов.

Выбегает Звонарь на звонницу,
Бьет в набухший от меди набат:
«Кто там ловит Червонную Птицу
По верхам свеченосных палат?

Кто там рвет переметные звенья
На моих жаровых куполах?
— От того петушиного пенья
Разлегается по небу шлях.

От того петушиного крика
Мимо солнечной зыбкой дежи
Добегут до Господнего лика
Перевитые дымом межи.

Говорю вам: недаром так долго
Я пускал Петуха на зарю —
Я из пламени новую Волгу
В надзакатных полях сотворю.

Из пожарного звонкого злата
Отолью парома-корабли,
Чтоб на них вы еще до заката
К Святодуху причалить могли.

Не гасите же стона и гуда,
Говорю тебе: дочиста сгинь
И воскресни глашатаем чуда,
Мною избранный город Полынь!»

Закрутилась тут в пляске великой
Ненасыть седокосая Гарь;
И спустился, сошел огнеликий
Со звонницы на землю Звонарь.

На Полынь-город молния пала,
Запалила с востока врата,
И сбежались от стара до мала
Горожане на голос Христа.

Красный Певень играет и скачет,
Призывает к небесным тропам,
А Полынь-город стелется, плачет,
Припадает к Христовым стопам:

«Ты не жги наши белые вежи,
Золоты купола не круши, —
Не замрежить в червонные мрежи
Опоенной полынью души.

Опояшет ли звезды тугая
Опояска из речки Горынь?
Да и есть ли такая другая?
Пожалей, Иисусе, остынь.

Скинь прохлады студеные ризы
На того своего Петуха,
Что срывается, пламенно-сизый,
Острым клювом кровавить верха.

Мы и тут твои верные дети —
Сколько храмов тебе возвели, —
Не губи же палаты и клети
Святорусской убогой земли!»

И выходит Звонарь на звонницу,
Простирает в просторы ладонь;
Призывает Червонную Птицу
Заклевать красноперый огонь.

И опали крылатые цепи;
Певень облаком сгинул рудым;
Заревые ковыльные степи
Перевил, словно ладаном, дым.

Заблистали сквозь дым златоглавы,
Выгнал звездное стадо пастух…
— Возлюбившим страдания — слава;
Возлюбившим любовь — Святодух.

Не кровь моя, а древняя смола,
А черный мед, до боли вздувший жилы, —
Ты лучшего напитка не пила,
В тысячелетиях такого не любила.

И кто сказал, что пройдены пути,
И кто солгал, что сердце знает сроки?
Сквозь мускулы врастают до кости
Любовные тяжелые уроки.

И нам ли знать начала и концы,
Когда вино и желчь — одно и то же,
Как свежесть губ и терпкие рубцы
На выжженной любовным зноем коже.

Да, плоть Адама из рыжей глины,
Земли и крови глубокий вздох, —
Я лягу грудью на дно долины
Молчать и слушать, как зреет мох.

В тугом наплыве прижать ладони
К прогретой солнцем живой земле
И плавить сердце в крутом разгоне
От плеч до горла и до колен.

И взмоет радость сырого гнева,
Загнется дыбом немая кость, —
И рядом ляжет покорно Ева
Вместить всей плотью любовь и злость.

Когда же к новой весне в долину
Сойдутся звери на дым жилья —
Я покажу им со смехом сына,
С таким же рыжим лицом, как я.

Что делать мне с моей тяжелой кровью,
Чью плоть еще угрюмо раздавить?
Душа моя, в страданьи и любви
Ты с каждым днем всё жестче и суровей.

Не сердца ход под выгнутым ребром —
Протяжный крик и мускулов разрывы, —
В сухой зрачок медлительно и криво
Скользит луна багровым топором.