Натан Альтерман - Радость бедных

А мне скажут: "Тише, ты: ночь!"

Домам суждено рухнуть,

Не век суждено им стоять.

Глазам суждено потухнуть,

Не век суждено им сиять.

Старый вновь молодость не обретёт,

Тот, кто проснулся, вовек не заснёт.

Не от страха, от радости ты восклицаешь.

Всё лживо, лживо – ты, девочка, знаешь.

Радость – пасть в битве на равных,

Горе – жить, подлость терпя.

Радость – спросить: кто враг мне?

Горе – спросить: кто судья?

Счастлив, кому уже больше не встать,

Горе бежавшим: вовек им не спать.

Не от страха, от радости ты восклицаешь.

Всё лживо, лживо – ты, девочка, знаешь.

Луна с солнцем сгинут не скоро,

А наши дни сочтены.

Кружит над отцами ворон,

И будут рабами сыны.

Отец: Я бы в сыне продолжил путь.

Сын: Мне б, как тебе, навсегда уснуть.

Не от страха, от радости ты восклицаешь.

Всё лживо, лживо – ты, девочка, знаешь.

Сильны дикари, злобны были.

Стал за ночь наш брат стариком.

До вечера в грудь его били

И в спину до ýтра потом.

А утром он лёг, чтоб не встать никогда.

И видевший это уснёт навсегда.

Не от страха, от радости ты восклицаешь.

Всё лживо, лживо – ты, девочка, знаешь.

[9] Альтерман превращает "радость бедных" в "радость глаз" и по форме, и по смыслу. На иврите слова "бедняки" и "глаза" – почти омонимы: переставлена (или добавлена, при полном написании) лишь одна буква עַנִיִים и עֵינַיִם.

Пришла злоба издалека,

И готовит страх засаду.

Ночь, - сказали, - будет горька.

Дню, - сказали, - не будешь рада.

Злоба зрела и страх не спал,

Строят козни, чуть утро встало.

Их сломить тебя Бог создал,

И снести их силы дал Он.

В этом доме, чей крах недалёк,

Ты к субботе чепцом косы скрыла.

Каждый в комнате нищей скребёшь уголок,

Пока стены стоят и стропила.

О желанная вечная мать

Всех живых, предназначенных тленью!

Ты поставлена грань охранять

Между жизнью и вечным забвеньем.

Тебя жажду всем телом, душой.

Но к тебе устремлён напрасно.

И беззвучно порхает твой смех надо мной.

Я, глухой, его слышу ясно.

Да, я знаю, настанет пора,

Будешь сломлена этой бедою.

И сотрут твою радость, и скажут: "Пора!"

Но пока радость глаз со мною.

Опасности нет ничего ясней.

Лицо твоё открыто ей судьбою.

И каждая душа в свой срок между ножей

Лицо врага увидит пред собою.

Блажен, кто в доме взгляд мог видеть гордый твой,

Где траур и опасности повсюду.

Я потерял тебя, но, как арфист слепой,

Плутать в тебе, ликуя, долго буду.

Как нож в руке твоей сверкает!

Так в бронзе свеч огонь играет.

Ты, как невеста в цвете дней, -

В наряде, скроенном с размахом

Несчастьем дня, вечерним страхом,

Как для веселья и гостей.

Но и, когда под звон браслетов,

Смеясь, плясала ты для нас,

Рождая хор похвал, приветов,

Среди друзей, в потоках света,

Ведь каждый раз, ведь каждый раз,

Как птица мчит, к гнезду спеша,

О дочь, о дочь!

Искала нож твоя душа,

О дочь, о дочь!

Конец твой близок. Имени лишён,

Он смотрит, непреклонный, цепким глазом.

Как профиль царский на монете, он

На вехах твоей жизни виден сразу.

Жизнь на краю полна, сильнее человек.

Открыто всё, вся паутина в клочья!

На острие ножа нам не стареть вовек.

Как он, сияет твоя юность, дочка.

Как нож в руке твоей сверкает!

Так в бронзе свеч огонь играет.

Так ждёт невеста жениха.

Так в зеркале в лучах заката,

Как пред мечом стоишь одна ты

В сиянье глаз и их греха.

Ты сердцу не даёшь пророчить

Что сбудется – пусть не сейчас,

Но ощутимо ясно очень,

Хотя не видимо воочию.

И в этот раз, и каждый раз,

Как птица мчит, к гнезду спеша,

О дочь, о дочь!

Всё ищет нож твоя душа,

О дочь, о дочь!

Я косу твою сжав, с силой буду держать.

Я связал тебя прочно с собою.

Силой духа заставлю стонать и рыдать,

Изогнув твоё тело дугою. [10] Если первая глава книги заканчивается просьбой мертвеца о прощении, то вторая – апофеозом ревности, переходящей в экстатическую пляску. Говоря о мертвеце, о духе, Альтерман называет его "страшный и нищий" – аллюзия на библейское выражение "Страшный Всевышний" (ТАНАХ, Писания, Книга псалмов, 47, 3 ) Мертвец как бы вершит суд по велению Всевышнего. Но в данном случае речь идёт о соблюдении заповеди верности принципам и духовным ценнностям. (А.Г.)

Как свет дня, промелькнёт смутно образ мой вдруг,

И ты, в страхе застыв глубоком,

Материнских почувствуешь силу рук,

Словно ветка в руках потока.

Когда в комнате бедной ты стул мой взяла,

Когда пыль с моего ты стираешь стола,

В мелочах ежедневных и ночью поздно

Любовь коршуна кличет и кличет грозно.

Её в целом и в доле любой есть следы,

И, как чудо, редка, и обычней еды.

Дочь, приди! Зарасти не может дорога

От коршуна к твоему порогу!

Приходи! Целый день бы смотрел,

Как чепец твой красив, фартук бел,

И спокойны глаза озорные,

Как серебряный шекель, большие...

Приходи! Нет другой, ты – одна.

Приходи! Как, сестра, ты бедна!..

Перед тем, кто страшен

И нищ,

Со свечой горящей

Склонись.

Чтобы в скорби своей

Был жесток,

Воспевай,

Пока тёмен восток.

Чтоб, как хлеб бы полёг

В суховей,

До косы тебя сжёг,

До костей.

Ты отринута, я – покров твой.

Позови лишь - объятья открою,

И рыдать будет вместе со мной

Твоё тело, согнувшись дугою.

"Где ты?" – всюду мой слышишь вопрос,

И душа твоя замерла в счастье,

Ведь, как бедность, к тебе я давно уж прирос,

И знаком много лет, как несчастье.

Бог – свидетель, и ты не могла б отрицать:

Прах мой жив под твоими ногами.

Ложь пыталась тебя от меня оторвать,

Но я здесь, это знаем сами.

Тёмным вечером в комнате бедной твоей

Путь мой – красная нить от окна до дверей.

И из всех уголков, за стеной любою,

Слышишь, коршун взывает к тебе с любовью.

Если с ветром, и с бурей приду, и с дождём,

Словно дверь, задрожав, ты откроешь мне дом.

И под шторы полёт от окна до порога

Меж тобою и коршуном ляжет дорога.

Приходи! Целый день бы смотрел,

Как чепец твой красив, фартук бел.

Приходи, глаз твоих нет краше,

Под напев парной пляски нашей.

Приходи! Нет другой, ты – одна.

Приходи! Как, сестра, ты бедна!..

И направь свечу свою

В ночь,

Чтоб я видел красу твою,

Дочь.

Она, дом освещая,

Горит

И, свечою сгорая,

Царит.

Скорбь её будет бить

Без конца

И живого слепить

Мертвеца.

Я – свидетель, не смей отрицать:

По живому ступаешь ногами.