Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859–1860 гг.

И обгорел, но я представил
Тебе и пепел – все, что мог;
Молю: помимо строгих правил
Прими убогий сей залог!

Прими – и действуй без прижимки:
Арест, коль хочешь, налагай,
Лишь бедный дом за недоимки
В публичный торг не назначай!

Да и к чему? Никто не купит,
Ты за собой его упрочь,
Все льготы дай! Чуть срок наступит —
Отсрочь, рассрочь и пересрочь!

Одно своим я звал именье,
И было в нем немного душ:
Одна душа в моем владеньи
Была и в ней все дичь и глушь.

Теперь и душу я, и тело
Сдаю, кладу к твоим стопам.
Ты видишь: чистое тут дело;
А вот и опись всем статьям.

Моя вся пашня – лист бумаги,
Мой плуг – перо; пишу – пашу;
Кропя дождем чернильной влаги,
Я пашню ту песком сушу…

На роковом Смоленском поле
Моя землица, но и тут
Имею я сажень – не боле,
И ту мне после отведут

Я весь, как ведомость простая,
Перед тобой развит теперь.
С натурой описи сличая,
Обревизуй и все проверь.

Тебе служить хочу и буду
Я всем балансом сил моих,
Лишь выдай мне с рукою в ссуду
Всю сумму прелестей твоих!

Мы кассу общую устроим,
Кассиром главным будешь ты,
И мы вдвоем с тобой удвоим
Свои надежды и мечты.

Хоть будет не до хваток гибель
Кой в чем; за то в любви у нас
Чрез год иль менее – уж прибыль,
Клянусь, окажется как раз.

И так из года в год умножим
Мы эти прибыли с тобой,
И вместе мы себя заложимо
В наш банк последний – гробовой!

Знакомки старые? О вы, в немые строчки,
Средь огненных стихов, разбрызганные точки!
Скажите: бросив здесь неконченый куплет,
Сам, мимо всех чинов, насыпал в вас поэт,
Иль вы явились тут и в должности и в чине —
По независящей от автора причине?
Поставленны ль в замен игривых, острых слов,
Могущих уколоть каких-нибудь глупцов,
Которые живут на нашем попеченьи,
Имея иногда особое значенье?
Иль заменили вы нескромный оборот
Речей, способных жечь и соблазнять народ,
Вводить в лукавый грех жену или вдовицу
И заставлять краснеть стыдливую девицу?
Иль правда смелая идеи роковой,
Чтоб не тревожить мир больной, полуживой,
За вами спряталась? Так, в отвращенье грому
И шуму от езды по тряской мостовой,
Кидают пред жильем недужного солому.

Кругом существенность бедна;
Везде – концы, пределы, грани;
Но в скудной жизни мне дана
Неограниченность одна —
Неограниченность желаний.
Желаньем в вечность я лечу;
И – червь земли – в быту убогом
Я всемогущим быть хочу,
Я быть хочу – безумец – богом.
Я чуть ступил – и изнемог,
Но с жалкой слабостью своею
В своих желаньях я, как бог,
Я беспредельностью владею,
И повелительно свою
Тебе я возвещаю волю,
И блага все тебе на долю
В прямых желаньях отдаю;
И – близок час: перегорая
В последнем пламени любви,
Тебе скажу я, умирая:
«Прости! Будь счастлива! Живи!»

Поселившись в новой кельи
Стран измайловских в глуши,
За привет на новоселье
Благодарность от души
Лавроносному поэту
Всеусердно приношу
Я любезность, и прошу
Озарять мой темный угол
Поэтическим лучом,
Хоть иные – то как пугал
Рифм боятся, да и в чем
Не дано им как-то вкусу:
Пусть боятся. Храбрость трусу
И несродна; – их потреб
Музы чужды; что им Феб?
Мы ж – присяжники искусства —
Стариною как тряхнем,
Новичков – то силой чувства
Всех мы за пояс заткнем.
современные вопросы,
Канканируя, они
Пусть решают! Мы ж в тени
Гаркнем: прочь, молокососы!
Тяжба с нами вам невмочь.
Знайте: можем всех вас в купе
Мы в парнасской нашей ступе
В прах мельчайший истолочь.

Войско стоит против войска. Готовятся к бою.
Высится гордо над всеми король головою.
Пешки стоят впереди. – Им сначала идти и валиться.
В задних рядах королева и важные лица.
Падают пешки. – То сволочь! Никто и не плачет.
Пусть очищается прочим; а конь через головы скачет.
Строются планы, к врагов пораженью приемлются меры.
Накось, облическим шагом идут офицеры.
Башни стоят по углам. Их натуре не свойственно прыгать.
Сам же король иногда в своей сфере домашней
Башню швырнет через себя, да и станет за башней;
А поелику царю неучтиво сказать: ретируйся! —
Коротко и нежно ему говорят: рокируйся!
Он безопасного места заранее ищет в сражениях,
Важности ради великой не быстр он в словах и движеньях.
С клетки на ближнюю клетку ступает направо, налево,
Взад и вперед, да и только. – А вот – королева,
Та семимильно шагает и наскось и прямо;
Многое ей позволяется. – Это ведь дама!
То через все поле сраженья, через смутную пашню
По-офицерски летит она вкось, то как башню
Прямо ее переносят: ее и противник уважит:
Ей приготовя удар, – «Берегись!» – он ей скажет.
Если опасность грозит королю, тот удар не творится
Сразу ему: предварительно «шах» говорится.
Случай коль есть заслонить, то и с места его не сдвигают,
Пусть не тревожится! Все короля охраняют.
На смерть все пешки пойдут и фигуры: ни слова,
Пасть за него и сама королева готова.
Если шах от коня, то нельзя оградить – это значит:
Сам уходи! Ибо конь чрез ограды все скачет.
Если же мат королю, то хоть сил еще много,
Войско сдается бессорно. – Прямая дорога
Всем остальным тут фигурам и пешкам – путь в ящик.
Здесь представляется участи общей образчик.
Тут, не боясь уж подвергнуться царскому гневу,
С пешками вместе кладут короля, королеву,
Знать тут и сволочь – все вместе. Таков уж обычай!
Кто победил, кто сражен – все туда, без различий!
Кончена партия. – Ходы все те ж на земле повторяя,
Смертный волнуется партию жизни играя.
Разница та, что игрок сам в игру ту невольно
Вводится высшею силой, подчас хоть и больно.
Мнит он: «Я двигал игру всю», – а рок самого его двигал,
Сам он и пешкой служил, да и конником прыгал.
Был офицером и башней. «Мат» – скажет верховный указчик,
Сходит с доски он игральной и прячется в ящик.

Радость! Ты искра небес; ты божественна
Дочь Елисейских полей!
Мы, упоенные, входим торжественно
В область святыни твоей.
Все, что разрозненно светским дыханьем,
Вяжешь ты братства узлом;
Люди там – братья, где ты над сознанием
Легким повеешь крылом.

Всем – простые объятья!
Люди! Всех лобзаем вас.
Там – над звездным сводом, братья,
Должен быть отец у нас.

С нами пируй, кто подругу желанную,
Дружбы нашел благодать,
Кто хоть единую душу избранную
Может своею назвать,
Знает, как бьется любовию сладкою
Жаркая грудь на груди!..
Если ж кто благ сих не ведал, – украдкою,
С плачем от нас отойди!