Янка Купала - Зимой

Колядная ночка весь мир покрывает,
Над белой от снега землею бредет;
Метелица в поле гудит, завывает,
И ветер спокойно заснуть не дает.

Он воет в трубе и затихнуть не хочет,—
Звучит его песня могильной тоской;
То стонет, то плачет, то дико хохочет,
Как будто смеется над долей людской.

Дорожки и стежки метель заметает,
Невесть где болото, где пашня, где лог;
И где-то с метелицей в лад завывает,
Бредет за поживою из лесу волк.

И синее небо от звезд не светлеет,
И месяц исчез за метельною мглой,
Нахмурилась ночь, и мороз не слабеет,
Снег сыплет и сыплет, как белой золой.

Прохожему горе такою порою,
С дороги собьется, тропы не найдет,
Легко ему здесь поплатиться душою —
Метелью засыплет, зверье разорвет.

Но кто это ночью, метельной такою,
Лишился покоя и полем идет,
Идет, опираясь на палку рукою,
И сзади и спереди ношу несет?

Но кто это, хату покинув, шагает
В такое ненастье ночною норой?
Как жутко на сердце, душа замирает:
Крестьянка с младенцем плетется домой.

История старая: бедная Ганна
На хлеб заработать в поместье пошла,
Нуждою и горем гонимая рано
От хаты своей, от родного угла.

Семнадцатый год шел Ганнусе пригожей,
Ей только б теперь припеваючи жить,
Гулять, и работать, и даже, быть может,
Кого-то любить, чтоб вовек не забыть.

На зависть подругам своим, на досаду,
Красавицей девушка эта слыла,
Но вот красота отняла и отраду
И радость навек у нее отняла.

О молодость, молодость! Сколько с собою
Ты горьких ошибок приносишь подчас.
Ты сердце волнуешь, играешь душою,
Ты путаешь мысли и чувства у нас.

И я побеждал то, что жить мне мешало,
Я тоже надеялся, тоже мечтал,—
Ты ж, молодость, злою мне мачехой стала…
Да что говорить! Я тебя и не знал!

Смотрела Ганнуся на свет этот божий
И верила людям неверным она;
Была эта девушка очень похожа
На тех, что в деревне встречались и нам.

Слуг разных в поместье немало найдется —
И добрых и честных, но встретишь и злых.
Тимох лучше всех, и за ним не ведется
Поступков, которые есть у иных.

Пригожая девушка, парень пригожий —
Два любящих сердца людей молодых,
Забудут они даже свет этот божий,
Как кровь молодая взыграет у них.

Кто в юные годы любви не изведал,
Хотя бы на миг ее не повстречал?
Кто милой о чувстве своем не поведал
И ей в тишине обо всем не сказал?

И ровня и пара Ганнуся с Тимохом.
Беднячка она, да и он не богат.
Любили друг друга, жениться б не плохо,—
Но счастье прошло мимо рук, словно клад.

И парня-беднягу угнали далеко,
Забрили в солдаты — его ты не жди!
И Ганна осталась совсем одинокой,
А доля ее — хоть на свет не гляди.

Сегодня, в такую-то стужу, плетется
С несчастьем своим и с отрадой своей,
Хоть воет метель и хоть дико смеется,
Как люди чужие, хохочет над ней.

Идет и идет. Снег все падает с неба,
И плачет ребенок. Ночь, жутко… беда.
В котомке краюха промерзшего хлеба,
Фунт сала, что дали за труд: коляда.

Идет по сугробам, по снежной дороге,—
Как путь этот трудный ее истомил,—
А ветер холодный и руки и ноги
Давно заморозил и заледенил.

Лежит среди поля широкого
В постели пуховой из снега,—
С ребенком усни, одинокая,
Не встретить вам лучше ночлега.

Не бойтесь, от ветра и холода
Метелица снегом укроет,
Затянет вам песню протяжную,
И волк с нею вместе завоет.

Но посвисты вихрей могильные
И жалоба волчья над бором
Пускай не пугают вас, бедные,
Печальным своим приговором.

И небо такое ненастное
Пускай не страшит темнотою,
И ваша судьба горемычная
Пускай вам не кажется злою.

Иль хаты встречали вас ласковей,
Чем это вот снежное поле?
Скажи мне, жена ты безмужняя,
Была ли светлей твоя доля?

Жила ль с тобой молодость ясная,
Что песни веселые пела,
Могли ли жалеть люди добрые?
Что люди? Какое им дело?

Подумай, моя горемычная,
Я в песню сложу твои думы,
С тобою споем мы протяжную,
Споем под метельные шумы.

Всю жизнь обездоленный стонет,
Дней лучших ему не видать,
Царь-голод несчастного гонит
Кровавого хлеба искать.

И хату спешит он оставить,—
Да вряд ли имел он ее,—
От бедности хочет избавить
Свое горевое житье.

И вот уж бедняк богачами
Затравлен, кругом обойден,
Он днями идет и ночами,
С дороги сбивается он.

Он в сети легко попадает,
Что недруг расставил тайком.
Богатый беднягу лишает
Всей силы, как есть, целиком.

Заплатит жестокой обидой
За кровь, за мозоли, за труд,
Медяк ему даст он для вида:
Работал, мол, ты не за кнут.

Всю силу возьмет понемногу,
Признает негодным к труду,
Погонит тернистой дорогой
На горе ему, на беду.

Утратит бедняк несчастливый
Здоровья и силы расцвет,
Пойдет через бор, через нивы
С бедняцкой котомкою в свет.

Ты, видно, уж дремлешь, девчина!
Не спи, мы еще пропоем!
Эй, что там, калина-малина!..
Нам петь будет легче вдвоем.

Ты песнею будешь довольна,
В ней горькое горе твое,
Ну, слушай, хоть сердцу и больно,
С твоей моя доля поет!

Ты помнишь, Ганнуся, как матушка в лапти
Впервые тебя обрядила,
Как ты подрастала и жесткую, грубую
Рубашку на теле носила?

Ты, в поле трудясь, голодала и плакала,
Ты вдоволь не видела хлеба,
На пастьбу гоняла ты стадо крестьянское,
Не видела милости неба.

Томил тебя зной, ты, одетая в рубище,
Слезой обливалась кровавой.
А осень студила ненастьем безжалостно,
Ты зябла в одежде дырявой.

И шла ли ты в иоле широкое, вольное,
И шла ли обратно ты с ноля,
Никто не встречал тебя лаской приветливой —
Ни свой, ни чужой и не доля.

Ты выросла, стала пригожею девушкой,
Но жизнь тебе горькую дали,
Семья твоя бедной была, обездоленной,—
И в люди тебя отослали.

Послали на хлеб тебя черствый и горестный,
Бездомной по людям ходила,
Не зная заботы и ласки родительской,
Навек ты себя погубила.

Все смотрят теперь на тебя, на заблудшую,
И все над тобою смеются,
И кровью все сердце твое обливается,
И слезы из глаз твоих льются.