Николай Ильин - Океан. Выпуск одиннадцатый

— Нет. Разрешите выполнять?

— Выполняйте. Пассажир прибудет за пять минут до выхода. Можете идти. Желаю удачи.

— Есть.

Командир сидел в третьем отсеке, в отгороженной от кают-компании тонкой переборкой каюте. Он уставился невидящими глазами в одну точку. «Прямо наваждение какое-то, — размышлял Ольштынский. — Ирма Линдус? Тогда ее звали по-иному. Изменилась вместе с именем. Прежнее — Ирина — куда как лучше было, роднее. Ну да ладно, дело не в имени».

Произошло это семь лет назад в Ленинграде. Они познакомились на курсантском балу. Сияли огни хрустальных люстр, играла музыка, блестели на рукавах форменок золотые нашивки выпускного курса. После выпуска из училища Леонид служил на Балтике на подводных лодках, а Ирина в сорок первом заканчивала институт. Свадьбу намечали сыграть осенью, когда Ольштынскому обещали отпуск. Но потом… Потом разразилась война. Ирину как подменили, начались какие-то странные разговоры: сейчас война, не до любви, кругом горе, льется кровь. Словно в гражданскую войну — поженимся после победы мировой революции. Ирина что-то недоговаривала, скрывала. А потом и вообще исчезла, и никто ничего не мог сказать о ней путного, куда она делась. И вот теперь именно он должен доставить ее в тыл к гитлеровцам. Рассказать кому — не поверят. Невероятно. Черт знает что! С ума сойти…

Капли мелкого, противного дождика нудно барабанили по холодной блестящей палубе. Все кругом затянула промозглая сырость. К запаху соляра примешивался запах мокрого металла. Вахтенный матрос запахнул дождевик, нахлобучил бескозырку на лоб и, зажав винтовку под мышкой, прохаживался у трапа. Из темноты со стороны штаба бригады показались три фигуры. Они медленно приближались к стоящему у пирса кораблю.

— Стой! Кто идет? — Матрос вскинул винтовку.

— Комбриг. Вызовите командира.

— Есть вызвать командира. — Узнав адмирала, моряк нажал кнопку звонка.

Минуту спустя из люка центрального поста показался Ольштынский. Он быстро сбежал на пирс.

— Товарищ адмирал, подводная лодка «Щ-17» к походу готова. — Он отступил в сторону. — Командир корабля капитан-лейтенант Ольштынский.

— Добро, — произнес комбирг, — принимайте гостью.

От группы отделилась фигура. Командир узнал Ирму.

— Отходите. — Адмирал пожал Ольштынскому руку: — Желаю удачи.

— Вот сюда, пожалуйста. — Ольштынский поддержал Ирму под локоть. — Осторожно, дальше скоб-трап. — Они остановились у открытого люка. — Я спущусь первым, если не возражаете. Для вас уже приготовлено место.

Спустившись в центральный пост, он крикнул штурману заменявшему заболевшего старпома:

— По местам стоять! Снимаемся!.. — Повернулся к разведчице: — Пойдемте, я провожу вас.

Ирме сначала показалось, что она попала в огромный железный туннель, все стенки которого сплошь покрывали приборы, трубопроводы и различные маленькие и большие маховички и клапаны. Вверху тускло горели забранные сеткой лампочки, под ногами поблескивали рифленые стальные листы.

По сигналу подводники разбежались по боевым постам.

Ольштынский привел девушку в свою каюту и, пропустив вперед, сказал:

— Располагайтесь как дома. Извините, мне надо идти на мостик. Если что потребуется, вызовите рассыльного, вот здесь кнопка.

— Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, мне ничего не нужно. Спасибо.

Командир, немного помедлив, закрыл дверь и направился в центральный пост.

Наверху что-то громыхало. Мерно застучали дизели, лодку качнуло, она плавно пошла от пирса.

«Ну вот и поехали», — подумала Ирма и, отбросив капюшон, стала снимать плащ…

С рассветом лодка сбавила ход, погрузилась и легла на грунт. До точки высадки разведчицы оставалось миль двенадцать.

После завтрака личный состав занялся своими делами по расписанию. В центральном посту в привинченном к палубе полумягком кресле дремал командир. Но стоило подойти к нему замполиту, он тут же открыл глаза и спросил:

— Ну, как дела?

— Как всегда, на полубаке порядок. Или, как часто пишет наша флотская газета, «моряки живут полнокровной жизнью».

— Значит, так, отлежимся тут до темноты и направимся… Куда направимся?

— Куда нас послали, — серьезно ответил замполит.

— Так точно, куда нас изволило послать начальство. За пару миль до точки нырнем и последуем в нее. Потом всплывем, а дальше — точно согласно полученным инструкциям. Так?

— Думаю, что так. — Старший лейтенант присел рядом на складной стульчик.

— Как себя чувствует наш пассажир? — спросил Ольштынский.

— Спит, наверное. Женщины, мне всегда казалось, очень любят спать. Это у них вроде как лекарство от всех напастей и невзгод.

— Вряд ли. Во всяком случае, мне бы на ее месте было не до сна.

— Да и тебе, командир, что-то сегодня не спится.

— Это почему же? Ты о чем, комиссар? — подозрительно прищурился Ольштынский.

— Да все о том. Не знаю, может, и ошибаюсь, но сдается мне — вы знаете друг друга. А?

— Считай, ошибаешься. Понял?

— Чего ж не понять? Значит, знакомы. Точно. Почти с начала войны мы служим вместе, изучил я тебя. Чувств своих скрывать не умеешь. Чего о ней не скажешь — бровью не повела. Молодец!

— С чего это ты все взял?

— Логика, командир, логика. И сопоставление фактов. Я, как ты знаешь, до войны работал во флотской газете, в отделе быта. Заниматься приходилось всем чем угодно. Каких только людей не перевидел! — Он закрыл глаза.

— И что ты мне посоветуешь?

— Если я прав, поговори с девушкой. Сам знаешь, на что она идет. Да и ты тоже. Не исключено — видитесь, может быть, в последний раз. Обоим легче станет. Нет ничего хуже неясности. А мне думается, в ваших отношениях она наличествует.

— Ты думаешь?

— Всегда думаю и тебе советую. Голова и дана не только для того, чтобы фуражку с крабом носить.

— Спасибо, комиссар, хороший ты все-таки мужик. Впрочем, еще Василий Иванович Чапаев, помнишь, говаривал: «Такому командиру, как я, какого-нибудь завалящего замухрышку не подсунут». А?

Монотонно жужжали электромоторы. За бортом легко шелестела вода. Не доходя двух миль до пункта высадки, лодка погрузилась и теперь под перископом медленно приближалась к заданной точке.

— Мы на месте, товарищ командир. — Штурман слегка дотронулся до плеча прильнувшего к окулярам перископа Ольштынского. — Время двадцать три пятьдесят.

— Хорошо. Стоп моторы! Всплытие!

На мгновение наступила тишина. Затем зашипела вытесняемая из балластных цистерн вода. На поверхности моря появились рубка и носовое орудие, и вот уже вся лодка, длинная и словно покрытая глянцем, закачалась среди небольших волн.

Откинув люк, Ольштынский первым вылез на палубу За ним поднялись штурман и боцман. Как приятно было вдохнуть полной грудью свежий бодрящий воздух!