Коллектив авторов - Поляна №1 (3), февраль 2013

Кошка брала котенка за холку и затаскивала на несколько ступенек вверх. Потом спускалась к подножью лестницы и начинала объяснять чаду, что и как ему следует делать, чтобы спуститься вниз. Объясняла старательно, разными интонациями и поначалу очень терпеливо. Котенок, естественно, боялся спускаться сам, потому что его рост был равен высоте ступеньки, и жалобно пищал, не особенно слушая наставления мамаши. Какое-то время диалог продолжался мирно, но постепенно интонации наставницы менялись. Появлялись довольно резкие, а порой и сердитые нотки. Наконец терпение изменяло Мурзилке, и она буквально в один прыжок оказывалась рядом с неразумным дитятей. Далее следовал шлепок со стороны хвоста, и малыш кубарем скатывался со ступенек вниз. Его писк переходил в плач, причем даже мордашка становилась мокрой от слез. Мурзилка сбегала следом за ним, облизывала заплаканную мордочку и успокаивала его, как я понимаю, всеми ласковыми словами, какие только знала. Едва малыш затихал и прижимался к ней в наивной надежде, что мучения закончились, как упорная мамаша снова хватала его за загривок и снова тащила наверх.

Так продолжалось до тех пор, пока до котенка не доходило, что никуда ему от науки не уйти. Все так же громко пища, он, наконец, начинал пристраиваться на ступеньке поудобней, чтобы не очень больно упасть на следующую. Как только кошка замечала его попытку одолеть ступеньку самостоятельно, она вся напрягалась и в тот момент, когда малыш начинал сползать вниз, мгновенно оказывалась рядом, подставляя ему плечо. Получалось, что котенок съезжал сверху вниз по Мурзилке. Постепенно неуверенность и страх в нем исчезали. Закрепив успех пару тройку раз, довольная своими педагогическими успехами мамаша заканчивала урок и позволяла малышу перейти к играм, с удовольствием составляя ему компанию.

Такие уроки продолжались несколько дней, к исходу которых котенок уже совершенно уверенно без всякого страха мог бегать по лестнице в любом направлении.

4

Когда у нас появились волнистые попугайчики, клетка стояла у меня в комнате. По вечерам я выдворяла Мурзилку за дверь и выпускала пернатых полетать. Кошке это очень не нравилось. Она привыкла к тому, что в любое время могла прийти ко мне, залезть на кровать или на письменный стол, поиграть чем-нибудь или просто посидеть рядом. А тут ее свободу ограничили. Мириться с этим она не хотела и каждый вечер пыталась во что бы то ни стало остаться в комнате. Она пряталась под кровать, забиралась под стол, но… Я все равно ее выпроваживала и впускала лишь после того, как птицы снова оказывались в клетке. Можете себе представить, до какой степени она невзлюбила попугайчиков. Надо сказать, со временем она стала удачливой охотницей и не могла понять, почему именно этих птичек так берегут от нее! Ну и, конечно же, ревновала.

Так уж случилось, что один попугайчик от нас улетел. Улетел по моей оплошности, потому что я забыла закрыть форточку. Остался только один. Кошка по-прежнему не оставляла надежды отловить его. Иногда я заставала ее возле клетки, когда она пыталась достать его лапой сквозь прутья, но стоило ей увидеть меня, сразу же убегала, опасаясь нагоняя. Попугайчик очень нервничал в такие минуты и не скоро успокаивался. Но однажды произошло нечто невероятное.

Однажды, возвращаясь домой после занятий, я еще в коридоре услышала громкие кошкины рыданья вперемешку с угрозами. Не знаю, хватит ли мне слов, чтобы описать ожидавшее меня зрелище.

Попугай жил в небольшой клетке, похожей на маленький домик. В ней были две поперечных жердочки примерно в десяти сантиметрах над донышком клетки, а между донышком и жердочками по краям две кормушки, которые вставлялись в специально сделанные для них окошечки. Так вот. Кошка лежала на дне клетки, прижатая к нему жердочками. Она почти не могла двигаться, а уж о том, чтобы самостоятельно выбраться наружу… И речи быть не могло. Попугай сидел на клетке буквально в нескольких сантиметрах от кошачьей морды и чирикал. Мурзилка же, находясь в плену, вопила на весь дом. Но особенно выразительными были ее глаза. В них были и мука, и обида, и ненависть и еще масса разных чувств.

Я не сразу поняла, как Мурзилке удалось столь основательно завязнуть в клетке. Она ухитрилась открыть квадратное окошечко на крыше клетки. Попугай, естественно, начал метаться, выбил дальнюю относительно окошечка кормушку и вылетел наружу. Мурзилка рванула за ним, не сообразив в пылу погони, что не сможет повторить его путь, потому что окошечко для кормушки слишком маленькое. Забравшись под жердочки, она оказалась прижатой к днищу клетки, не имея возможности не только вылезти обратно, но даже шевельнуться.

Насмеявшись вдоволь, я стала вытаскивать бедную кошку за хвост, позабыв, что днище клетки выдвигается. Об этом я вспомнила уже после того, как Мурзилка была освобождена.

Ни забыть, ни простить попугаю такого фиаско и унижения, к тому же при свидетеле, кошка, конечно, не могла. Однажды она с самого утра куда-то исчезла. Меня удивило ее отсутствие в кухне, когда мы завтракали. Днем Мурзилки тоже не было видно, а к вечеру мы уже начали спрашивать друг у друга, не видел ли кто нашу шалунью. Я ушла к себе и, как обычно, закрыв дверь в комнату, выпустила попугая. Он, как всегда, полетал по комнате, а потом сел на магнитофонную катушку (тогда магнитофоны были не такие, как сейчас). Кататься на ней, как на карусели, чирикая что-то под музыку, ему очень нравилось.

Вдруг из-под кровати вылетело нечто, похожее на черную стрелу. Все произошло мгновенно. Через секунду у моих ног лежал бездыханный попугай, а кошка с гордо поднятой головой не спеша удалялась в сторону двери. В ответ на мое возмущение Мурзилка надменно повернула голову и очень выразительно посмотрела мне в глаза, нисколько не смутившись и не испугавшись. Знай, мол, наших! Глядя на нее, я поняла – это была месть.

Когда мы уезжали из Душанбе в Москву, Мурзилку забрали к себе наши знакомые. Поначалу она скучала и капризничала, но потом прижилась, и, как нам сообщали, все устроилось благополучно.