Журнал Поляна - Поляна, 2013 № 01 (3), февраль

Ветер кружит, и кружит, и возвращается… Не все ветры одинаковы, однако. Вы замечали, что ветер Екклесиаста ничем не похож на Путешественника Уы-фью-эоя ? Тот был по-русски гульлив и волен, сколько бы ни прикидывался англичанином, — и ему ни за что не пришло бы на ум куда-то возвращаться. Коли он кружил — то вальсировал. А вот еще убийц, говорят, тянет на место преступления. Не знаю, нынешних все больше на Пикадилли. Пес возвращается на свою блевотину… да?

Что там писал о вечном возвращении этот румын? Ужас перед историей? Как раз наши тогда взорвали бомбу. Румыния…? Нет, не Крянгэ, конечно. Жаркие пыльные Яссы и горячая (нет, скорее горячная) Лина, быстрая как рапира. Летит черная юбочка, коленки в синяках. Ты писала короткие рассказы одними ЗГЛАВНМИ БКВМИ. Истории били под дых. Где твоя диссертация, где твои клезмерс! Никогда не спала. Но вернемся к нашим лужкам.

Сколько лет брожу по Городу, из конца в конец, вдоль и поперек! Как собака без крыльев. Но странное дело, будь я мышью, а он, допустим, из сыра, я б наделал в нем немного дырок. Вновь и вновь те же места, те же дорожки — через пять лет, десять, двадцать. Тропок таких всего ничего: что успел протоптать в юности. Казалось бы, разные дела в большом городе могут бросить человека с равной вероятностью в любой конец? Но нет, есть порядочные ломти, где так ни разу и не был, — а случайно попав туда, сразу вижу: что-то не так.

Однажды поселился на Семеновской, в Княжекозловском переулке, 13. (Адресок, а? Голова Бафомета? Окна выходили на немецкое кладбище. По соседству жил Дима Пименов, литературный террорист. Мы к нему вернемся после короткой рекламы.) Так вот, не покидало ощущение, что я в другом городе, если не на другой планете. Люди другие, ритм жизни, всякие бытовые вещи, набор товаров на рынках, воздух, стиль города, даже выговор, по-моему, другие, чем, допустим, на западе. Так и не прижился.

В какой день, в какой час сыр затвердел, превратился в бетон? Отчего? Судьба возвращает назад. Поменял профессию, эмигрировал, вернулся, опять эмигрировал, опять вернулся, и вот! Раз контора, где работаю, собралась переезжать. Ну, ладно, упаковали скрепки и в понедельник явились по новому адресу Перехватило дыхание, пол качнулся. Десять лет назад в этих комнатах было первое рекламное агентство, где я работал. Адрес стерся, а глаза секретарши… И ноги, ноги!

Итак, Остоженка, Стоженка, Метростроевская, крымская дорога. От нее пологий откос к воде. Каждый камень… впрочем, какие тут теперь камни? Асфальт, немного кирпича, а так — стекло и композит. Ну ладно, каждый сантиметр. Начнем. Вот площадь, тут ручей Черторый выбегал из Чертольского оврага и прыгал в Реку. Поистине ХХС построили на нехорошем месте… но об этом в другой раз. На стрелке между Метростроевской и Кропоткинской стоял прелестный очень старый, допожарный дом. Ильич его снес к визиту Никсона. Наверное, хотел сделать приятное. Поставили кумир Энгельсу, теперь уже никто не помнит, кем он был, но проклятие витает. Женщина, отскребая голубиный помет к очередным выборам, упала и разбилась насмерть. Но идемте же.

Прямо по мостовой копали первую подземку, оттого Метростроевская:

Слева — Обыденский переулок, по церкви, построенной обыдень, то есть за один день с утра до вечера. Деревянной, разумеется. Это делали по обету, в случае избавления от какой-то большой опасности. Версия о том, что княжий сын боялся грозы, кажется мне натянутой. При Петре I, когда дерево обветшало, встал каменный Илья. За последние годы настроили кругом элитное жилье. Квартира Дерипаски, совладельца ЗАО РФ. Тоже обыденный, а?

ХХС прямо в окна, благодати вал. Второй Обыденский чуть дальше, вал послабже. Сын государственного гимна — воистину публичный человек. Стеклянный пентхаус: видали Какофья ? Угадаете номер дома?

Напротив через Остоженку — палаты пятнадцатого века. В девяностые был масонский клуб, теперь не знаю, тихо. Только на ступеньках цветы, застрелили кого-то. И какая-то жижа сочится из-под ворот. Дом «под рюмкой», построенный на деньги от брошенной пьянки. Московский дом фотографии. Пед. имени Мориса Тореза! О, молчите! О нем можно написать десять десятитомников. Начало такое: Екатерина, чума. Архиепископ Амвросий запрещает марш несогласных, толпа его (архиепископа, а не марш) убивает. Градоначальник Еропкин вызывает спецназ и убеждает прекратить несанкционированный митинг. От наград и надбавки к жалованию отказывается: «Я с женой один, мне хватает». Хватало, пожалуй, — вы видели этот домище? Можно понять зависть Лужкова, он попытался соорудить на Рублевке что-то подобное. Но таджикам куда! Да и место дрянь. Яма, болото.

Еропкин завел обычай: любой мог придти на обед без приглашения. И, представьте, всегда всем хватало. Михалыч, ау!

В этом доме родился Сергей Соловьев (историк, не режиссер), жил Гончаров. Здесь работала рыжая Юлька, писала волшебные стихи. До нее дойдет очередь в свое время.

По другой стороне домик Тургенева, скромно жили. Особняк Кекушева, шедевр раннего модерна. Модный (извините за тавтологию, иначе не скажешь) архитектор, заваленный дорогими заказами (Ярославский вокзал, вокзал в Царицыно, Метрополь. Ну, и по мелочи: особняки, доходные дома без числа). Обожал новые, дорогие технологии, ковку, позолоту, гальванопластику, витражи, мозаики. Изысканность и роскошь. Для себя строил особо — Глазовский, 8. (Это рядом, на Смоленке — по соседству Чурилов построил Райффайзенбанк, снаружи серенько, внутри весь из хрусталя. Думаю, где-то миллиард загасили. Кекушев бы лопнул от зависти.) Но перекупили, не смог отказаться, деньги любил. Вдругорядь построился на Остоженке — а заодно уж многоквартирник напротив, чтобы на старости лет не голодать. Было это в 1902-м.