Вадим Гарднер - У Финского залива

Пенит путь ладья на пурпурном море,
Гневно мстит Нептун нечестивцам дерзким,
Стреловержец Зевс за быков закланных
Молньей карает.

О, милы вы мне, старины сказанья,
Ветра нежный гимн меж столпов развалин,
Где венком сплелись красота и мудрость,
В области дивных.

Покров тоски раскинулся над нами;
И медлит мгла на воздухе сыром,
И каплет с крыш холодными слезами;
И брызжет грязь под мягким колесом.

И пенятся ушаты водяные,
И бродят: дрожь и пасынки тоски;
Вон с грохотом сосульки ледяные
Рассыпались на мелкие куски.

Болотный бред… В ознобе вся столица.
Клубится пар из свалки городской.
О, Петербург, подвальная грибница,
Лишайник дум и страсти молодой!

Меж тонких льдин вода струится;
И отсвет уличных огней
Винтами яркими крутится
В стекле Петропольских зыбей.

Вон там лиловыми дугами
Ряды сияют фонарей;
Двумя живыми ручейками
Толпа встречается людей.

Люблю тебя, Нева седая,
И льдов твоих звенящий треск, —
И бег и вспышки звезд трамвая,
И гул, и проволоки блеск;

И снег сыпучий под санями,
Подушки шапок кучерских,
И понукание конями,
И пар моторов деловых.

Люблю я конок ход ленивый,
И дребезжанье стекол их, —
Зимы рисунок прихотливый
На окнах лавок городских.

Люблю по Невскому прогулки,
Гостиный двор и каланчу,
Мосты, сады и переулки,
В часовне бедную свечу,

И звон колоколов собора,
И колокольню в синей мгле,
И на коне с грозою взора
Петра на северной скале.

Люблю Царицын луг веселый,
Полеты легких скакунов,
И грохот конницы тяжелой,
И лес кудрявых казаков; —

И раны старых гренадеров
Курносых Павловских солдат, —
И сталь штыков, и блеск манерок,
Громовый «Здравия» раскат.

Люблю зеленые лафеты
И дула пушек полевых,
А в полдень грозные приветы
Из жерл орудий крепостных.

Люблю, когда по тротуарам
Скользит, снует толпа теней,
Когда седым клубятся паром
Бока и ноздри лошадей;

— Ветвей волшебные наряды,
И синий снег в морозный день,
И солнца пурпурные взгляды,
Огонь костра, и дым, и тень.

Люблю старушек я в морщинах,
Таких, которых на картинах
Живописуют мастерски
Рембрандта смелые мазки.

Люблю ланит рассвет прекрасный
И две богатые косы,
И взор восторженный и ясный,
Как капли утренней росы.

Скажи, о юность, что милее
И вдохновеннее тебя?
И я когда-то был нежнее, —
Я помню в юности себя.

И я мечтал и строил замки,
И мысль, не втиснутая в рамки,
Бродила вольно; я горел
И ни о чем не сожалел.

Мы все тогда поэты были;
Свежи, как майская листва,
Мы утром дней не дорожили,
Как лучшим даром естества.

Но прочь, собравшиеся складки!
Мгновенья прожитые сладки.
Вздыхать о прошлом не хочу,
Но в свой размер его включу.

Влюблен я в Пушкинские ямбы,
Порой летучие, как пух,
(В их честь слагал я дифирамбы)
Они пленяют русский слух.

Я в Руси. О Руси я скорблю.
Не за тем ли, что Русь я люблю?

Не за тем ли, что скорби полна
Непутёвая эта страна, —

Этот пьяный, измученный край,
Этот ад, но и — будущий рай?

Огонёчками сердца делюсь,
Я с Тобою, болезная Русь!

С полурусскою кровью я твой,
И спасибо за хлеб трудовой.

Ты вскормила, взрастила меня, —
И должник перед Матерью я.

И он мой — колокольный твой звон,
Заревой, но и жуткий, как стон.

Купола в осиянности звезд,
И честной златосолнечный крест,

И всё то, что не выразить мне,
Что дрожит на Святой по весне,

Все приемлю и нежно люблю —
Вот зачем о Руси я скорблю.

Всеблагостной любви приблизилась пора.
Россия, обрати к вершинам звездным ухо!
Омытая в волнах широкого Днепра,
Воскресни радостно! Крестись в купели Духа.

Твои орлы с небес взирают на Тебя,
И сонм твоих святых на облачном подножье
Ждет жатвы сладостной. Народы возлюбя,
Неси ослепшим свет! Воспрянь! — То Дело Божье.

Сберем лучи, исшедшие с небес!
Шлют звезды нас на подвиг всеблаженный.
О, Русь Христа, собор, ковчег чудес,
Вся в ризах дня, жги вестью вдохновенной!

Причастница апостольских трапез,
Приемли, Русь, распятие вселенной!
Как крест сияй сквозь облачный завес,
Как маковки твоей Москвы священной!

И что тебе китайский ураган?..
Се, Иисус над пеной желтой бури!..
Се, горний гром… и замер океан…
То «С нами Бог» трубит трубач в лазури;
«Иммануил» гудят колокола…
И длань Его Россию вознесла.

Цветы поэзии все, все меня пьянят…
Я пью целебный нектар их, иль яд.
Цветы ли зла, дурманный мак Бодлэра, —
В чьей сумрачной душе жила святая вера;
Эдгара По мечту — цвет лилий снеговой;
Подсолнечник ли Уайльда золотой;
Отраву красных Брюсовских камелий;
Светланы Бальмонта, венцы его бромелий —
Их всех приветствую. Мне дорог твой наркоз,
«На горечи креста услада роз» —
Твой, Эроса певец, мед благовонный, —
Иванов Вячеслав, теург наш озаренный;
И множество иных задумчивых цветов
Хвалить мой стих торжественно готов.

Горят на водах блестки лунные.
Кочуют тучки шелкорунные;

Плывет луна в червонном золоте.
Глядятся в воды звезды юные.

Журчат и плещут, в свете месяца,
Ручьи, ключи золотолунные…

Не здесь, не здесь лишь ты, любимая;
Но все газэлы нежнострунные —

Дары глазам твоим газелевым.
С тобой ходил в полночь на дюны я

В Суоми каменной, рунической
Слагал не северные руны я.

Мне были ближе струны страстные,
Когда на водах блестки лунные.

Слово — цвет, Слово — дух, Слово — звук,
И — колючее терние мук.
Слово — искристой радости чаша,
Вся душа беспредельная наша…
Что живей в мире снов и гробов,
Что мудрей согласованных слов?
Слово было и будет вовек.
Наречен Им и Бог — Человек;
К Слову словом уснувших зови!
Ты же, Слово, учи нас любви!