Леонид Якубович - По чуть-чуть…

Вот примерно с таким списком претензий мой милый приятель Игорь Радов мотался уже два года, совершенно измучив всех друзей и знакомых ненавязчивой просьбой бросить все свои дела и заняться поисками няни для его малолетней дочери.

Игорь, в миру Игорь Эмильевич, сын в прошлом очень известного на нашей эстраде конферансье Эмиля Радова, светлая ему память, которого все звали «Лапулёк». Лапулёк, потому что он ко всем, вне зависимости от пола, возраста и общественного положения обращался «лапулечка»!

– Алло, Лапулечка, это Миля! Большая просьба, Лапулечка, отработай четырнадцатого шефачёк на телефонной станции. Понимаешь, Лапулечка, очень нужен второй телефончик. Значит, договорились, Лапулечка. Пока, Лапулечка, целую, звони.

Это могло касаться чего угодно: от электролампочки до дополнительной жилой площади, от жутко дефицитной тогда дублёнки до очередного звания, от чешского костюма до очереди на автомобиль или поездки в группу войск в Германию. И никто не мог отказать ему в просьбе. Человек он был милый и ужасно обаятельный. Собственно внучку и назвали Эмилией в честь деда.

Игорёк унаследовал от отца актёрское дарование, музыкальный слух, лёгкость в общении с друзьями и невероятный оптимизм. Всё остальное, что надо в жизни он взял от матери. Этого остального за глаза хватило бы человек на двадцать, но досталось ему одному. Лиля, Игорюшкина мама – как была, так и осталась до сих пор женщиной потрясающей. В том смысле, что она в буквальном смысле потрясает своей энергией любого, кто с ней знаком. Нет, и никогда не было такой задачи, которую она не могла бы решить. Если у неё появляется какая-нибудь цель, пусть самая идиотская и непостижимая, она идёт к ней напролом и, не дай Бог, оказаться у неё на пути. При этом она красива, у неё статная фигура, она очаровательная хохотушка и замечательная хозяйка. Она обожает гостей, которых у неё вечно полон дом, начиная с тех времён, когда они жили с Милей в одной комнате, и Игорёк ещё пускал слюни в коляске, и до того момента, когда Игорёк вырос, и у них появилась огромная квартира на Ленинском проспекте. Лиля из той породы женщин, которых любой мужик мечтает иметь в качестве жены и любовницы одновременно.

Имея такой наследственный коктейль в крови, Игорь тем не менее, за два года не нашёл ни одной, хоть мало-мальски приемлемой кандидатуры для дочери и отчаялся совершенно. Он практически уже решил бросить бизнес и уйти в семейный монастырь до совершеннолетия дочери.

И тут свершилось.

Не знаю кто, не знаю где, но ему нашли, практически то, что он искал. Пожилую дородную женщину, правда без высшего образования, но зато добрую и верующую. И он её взял на работу.

Первое появление няньки в доме, по счастливому совпадению, совпало со славной датой. Дочери исполнилось два года и шесть месяцев, и по этому поводу ликующие родители устроили тройной праздник. Ну, во-первых, торжественная дата. Во-вторых, к этому дню было приурочено открытие собственного семейного ресторанчика, о чём Игорёк безумно мечтал. И, в-третьих, разумеется то, что затмевало оба предыдущих события – приобретение няни для наследницы.

Народ был приглашён к семи, ресторанчик находился буквально за углом, потому в шесть сорок пять, задув две с половиной свечи на торте и обслюнявив дочь, сияющая пара вымелась из дома.

Нянька заперла дверь, достала бумажку, на которой аккуратно было расписано, что где лежит и что нужно приготовить малявочке на ужин. Поминутно сверяясь с написанным, она поставила на плиту сковородку с котлетами, придвинула к столу детский стульчик, достала из второго ящика слева чистый слюнявчик, вскипятила молоко и стала наливать его в большую синюю чашку с жёлтыми цветами.

– Баба! – раздался за её спиной тихий голос.

Нянька обернулась. Перед ней стояла кудрявая малышка и в упор смотрела на неё огромными черными глазами. В скрещенных руках она держал потухшую свечку из торта.

– Ой, кто это к нам присёл! – заворковала, сюсюкая, нянька, расплываясь в улыбке. – Кто это кусать захотел? А вот кто это сейчас будет ням-ням котлетку? Эмиленька будет ням-ням котлетку! Иди скорей маленькая, иди скорей!

Маленькая сделала шаг вперёд, подняла руки со свечой и сказала:

– Молись и кайся...

– Что, детулечка? – нянька решила, что ослышалась.

– Молись и кайся! – звонко повторила малышка.

У няньки дрогнула рука, молоко пролилось на скатерть, она суетливо стала промокать лужицу бумажной салфеткой.

– А вот мы сейчас сказочку почитаем! Какую Эмиленька любит сказочку? Вот сейчас Эмиленька сядет на стульчик, будет ням-ням котлетку, а бабуля будет читать Эмиленьке сказочку. А ну-ка мы Эмиленьку посадим на стульчик!

– Молись и кайся! – у девочки скривились губы.

Нянька покрылась мурашками, ладони стали мокрыми.

– Эмиленька не хочет кушать одна? – неуверенной начала она – А мы сейчас и куколок накормим. Где у нас тут куколки? Вот они куколки. У тю-тю, какие красивые куколки. Куда мы их посадим, а Эмиленька?

– Молись и кайся!! – девочка топнула ножкой, и лицо её сморщилось. – Молись и кайся!!

Нянька тяжело рухнула на стул и схватилась за сердце.

– Что ты, что ты, что ты... – залепетала она. – Что ты говоришь то? Что говоришь?

– Молись и кайся! – девочка почти кричала, слёзы градом катились по пухлым щекам. – Молись и кайся! Молись и кайся!!

Нянька, белея лицом, стала суетливо мелко креститься, пытаясь накрыться скатертью. Чашка грохнулась об пол. Нянька вскочила, опрокинула стул и задом стала пятиться из кухни.

Малышка наступала на неё. Огромные, полные слёз глаза, смотрели в упор, не мигая. Голос звенел так, что у няньки стало закладывать уши.

– Молись и кайся! Молись и кайся!! Молись и кайся!!!

У няньки зашевелились волосы на голове. Перед глазами мелькали страшные картины адовых мук, отрывки фильмов ужасов и целыми кусками возникали сцены изгнания дьявола из кинокартины «Экзодус», которую ей в лицах пересказывала соседка. Лоб её покрылся испариной. Она сорвала с груди крестик и теперь держала его перед собой, пятясь от наступающего ребёнка и беспрерывно повторяя:

– Что ты, что ты, то ты?

– Молись и кайся!! Молись и кайся!! Молись и кайся!!

Детский голос поднялся до визга. Няньке стало казаться, что стены квартиры сдвинулись с места и стали медленно и неуклонно сдвигаться со всех сторон, потолок оседал на неё вниз и в воздухе появился запах серы. Осеняя себя крестным знаменем, она пятилась, теряя тапки и опрокидывая задом всё на своём пути. Падали стулья, вдребезги разбилась ваза с цветами, с грохотом рухнул, стоявший на тумбочке чугунный Мефистофель. Нянька с размаху упёрлась задом в комод и на неё посыпалась посуда. Богобоязненная женщина решила, что наступил конец света.