Элла Боброва - Янтарный сок

Не сразу влилась я в нее: моя язык
к наречью чужому не скоро привык.
Бывало в толпе средь смеющихся лиц
смахнуть приходилось слезу мне с ресниц.
Но с просьбою новой к тебе я не шла:
работать, учиться, читать — все могла
я здесь без запретов. А книг… Сколь их!
Вот он — на твоем языке первый стих.

Уже мне понятны и песни людей.
Вольна среди них выбирать я друзей.
Ни годы спустя, ни на первых порах
не ранил меня цепким холодом страх.

Доверчива ты: у меня есть свой храм.
Свободно встречаюсь я с братьями там,
хотя и в мечеть я войти не боюсь —
по вере отцов и пою, и молюсь.

Твой дом стал моим. Для меня с той поры
доступными стали все мира дары.
Сокровища для зачарованных глаз
я пью с благодарностью их и сейчас…

Могу ли я здесь чужестранкою быть?
Могу ли семью твою я не любить?
Хотела б воспеть я на всех языках
все, все, что нашла в твоих щедрых руках!

Свет увидел я в век лука и стрелы.
Знал я мир вещей, у них была душа.
Мне, как пенье птиц, их имена милы:
«Амо» и «Вигвам», не «уголь — нефть — поташ».
Все делило жизнь со мною: поле, луг,
воды чистых рек и лес… Зверь был мой друг.
Знал достоинство народ счастливый мой —
как вдруг… Захлестнул нас океан волной.
На клочке земли несусь теперь в волнах.
Берег виден мне, пристать — мешает страх.
Сколько там людей, проворных, молодых,
вширь и вглубь, и вверх стремятся, небо — их!
На меня одни насмешливо глядят,
трусом и глупцом, бездельником бранят.
У других в глазах участья вижу свет;
вот зовут меня: «Пойдем!» Пойти иль нет?
Поздно! Потерял я гордость, честь свою,
стрелы, лук сломал с пришельцами в бою…
Но мой внук подрос, и шаг его иной.
Ни к чему теперь клич деда боевой.
Зорок взгляд его и равномерен шаг,
он найдет слова — и другом станет враг.
Слышу голоса я молодого звон:
как Деганавида [3] Полулегендарный вождь ряда племен, положивший конец междуусобным войнам. юный внук силен.
Свет неся в душе, не злобу и не месть —
мудростью себе он завоюет честь.
Равным он сойдет на берег, чтоб созвать
радостную здесь друзей и братьев рать.

Был первым в династии королей
пшеницы король Ред Файф.
Он прибыл сюда без анкет, без виз,
и фермер-шотландец в Онтарио,
Дэйвид Файф, королю спас жизнь [4] Бык фермера сломал забор, желая полакомиться подопытным урожаем. Дэвид Файф спас несколько колосьев рыжей пшеницы, которой потом прославилась Канада. .

Силен, безбоязнен и быстр умом
принц заморский на ферме рос.
Узнали скоро на Юге о том,
что в поле на ниве в стратегии он
сильней, чем злодей Мороз.

Меж тем в наших прериях беда стряслась:
в поле пал их пшениц король.
Войскам Розы, Крокуса, Лилии [5] Эмблемы западных провинций Канады. пасть
пришлось — ненасытна Мороза пасть —
в лицах воинов печаль и боль.

Но, прериях войско нельзя сломить:
найден новый король — Ред Файф!
Мороза помог он им опередить
и поле па ниве его победить —
взят трофеем весь урожай!

Королей Дома Файф полюбил весь свет
за силу в сраженьях с врагом
(в полях, где, казалось, спасенья нет),
Морозом, Ржой и Жуком.

Но правит Дом Файф не силой одной,
способен он власть делить: князья:
Газ, Поташ, Жидкое золото —
сыновья той же славной земли.
Дом Файф наследником власти своей
наречет того, кто щедрей.

Ветви голые кленов ажурных
нежной зеленью вспыхнули вновь.
И под солнечным небом лазурным
обнажились морщины стволов.

Но под твердой корой в жилах клена
кровь забилась, быстрей потекла
и в листве светло-юно-зеленой
обещанья лучинки зажгла.

Станут пышною темною гривой
эти хрупкие листья потом…
Расцветут в сентябре буйным дивом
над притворно-бесстрастным стволом.

И когда он предстанет пред нами
вновь в предзимней своей наготе —
час приблизится кровопусканья:
потечет из налившихся тел

сок живительно-сладкий и чистый,
оживут клены рощ и лесов;
ведер звон, смех и топот ног быстрых —
сок течет! Клен готов! Клен готов!

Вот кружатся и прыгают пары:
веселится, поет стар и мал
у котла, где сиропом янтарным
сок клоповый над пламенем стал.

Скрестились в синеве, как бы не доверяя
друг другу в поисках, прожекторов мечи.
Налет. Народ с моста бежит, не озираясь.
Отчаян ной сирен, зенитка же — молчит.

Олег Ребров спешит: он только из больницы;
а завтра — вновь на фронт… Еще болит рука.
Кто эта девушка? Идет — и не боится!
Уверен шаг ее… По как она тонка!

Догнал. В лицо взглянул: «Вы слышите? Тревога!»
Взял властно под руку: «В убежище! Скорей!»
Широк был шаг его. Попасть пытаясь в ногу,
она бежала с ним покорно, всю дорогу
ни слова не сказав — Олег дивился ей.

Толпа в убежище валила. Становилось
теснее. Пробрались с трудом они к стене.
Теперь он не слыхал, что рядом говорили:
почти забыл, что там над ним сирены выли —
смотрел на девушку и думал лишь о ней.

Смотрел, смотрел…Печаль узнала, видно, рано:
вся мировая скорбь в миндалинах-глазах.
Вдруг та, что я искал — она, моя Татьяна?..
Но в радость робкую уже вцепился страх.

Нашел… На полчаса! Отбой — и потеряешь:
сейчас толпа ее волною захлестнет.
А встретишься потом — наверно, не узнаешь.
В войну состариться не мудрено за год.

«Вы верите в судьбу?» (Спросил и ужаснулся:
банально…) «Да.» Ему дал мягкий альт ответ.
Чтоб ей в глаза взглянуть, солдат слегка нагнулся:
«Представьте, что вот я, Олег Ребров, вернулся
с войны… Как вас зовут? «Жемчужина… Аннет.»

Взрыв. Дрогнула стена… Рукой уперся в камень,
чтоб оградить собой от натиска толпы
находку хрупкую, как тонкой свечки пламень.
Он знал: да сохранит зарубкой в сердце память…
А где-то наверху бетонные столбы
под натиском врага крошились без защиты.

Отбой. Их вынесла толпа. Как ярок свет!
Где мост?.. Удар в хребет — весь скорчился, разбитый.
«Как видите, назад уже возврата нет.
Куда?..»
«На лекцию. Учусь в пединституте.»
«Родные?» «Нет их. Там… Кто знал, что нас война
разлучит…» И солдат слов не нашел, как будто
разгром не чья-нибудь — его, его вина!