Екатерина Таубер - Верность

Лишь небо здесь тебя усыновило,
Вершины гор признали своего.
И ты ушел… И это было, было!
И вычеркнуть нельзя уж ничего.

Я отвыкла совсем от стихов, —
Отвыкают от дома родного,
Забывают значение слов,
Что от стужи служили покровом;

Равнодушно обходят друзей
И бросают венчальные кольца,
И отраву зовет ротозей
Родниковой водою колодца.

А потом, ненароком, в столе
Вдруг наткнешься на рифмы и строчки
И на старом, забытом стволе
Пробиваются новые почки.

Осколок голубых небес
В глазах ты сохранила,
А в шишке — весь сосновый лес,
Где пела и бродила.
А в сердце всю свою любовь
К ушедшей жизни, крову.
Их воскрешает вновь и вновь
Молитва, память, слово.

Предметов этих дорогих
Еще касались руки
Любимые. Еще на них
Ни слова о разлуке.

Они с тобой из года в год
И близость их не мнима,
И дома наклонился свод,
Как верность, — молчаливо.

А мир с извечной суетой, —
Чужие поколенья —
К ним не пойдешь, старик седой,
За словом утешенья.

Не сегодня, так завтра здесь выпадет снег.
Наша осень ушла без следа.
Лишь умерших друзей снова снится набег, —
На свиданье пришли, как тогда.

Огонек не угас, но хозяина нет
И хозяйка давно уж не та…
Только в доме осталась от прожитых лет
Теплота.

Утро раннее. Хлеб на столе,
Озаренный потоками света.
Безошибочность есть в ремесле,
В светотенях художника лета.
Совершенен и благословен
Этот час. Когда снова и снова
Всех, покинувших горестей плен
Я принять в моем доме готова,
С ними хлеб разделить и вкусить…
Словно лето здесь «Лето Господне»,
Словно завтра, вчера и сегодня
Можно в сердце сегодня вместить.

Ветхая, в платьице ветхом,
К мужу, что мирен и нем,
С вечно зеленою веткой,
С целым снопом хризантем
Нынче спешишь на кладбище.
Медленный дождь моросит.
Осенью поздней и нищей
Зовы исходят от плит.
И незаглохшею связью
С тем, что давно отцвело, —
Кольца с источенной вязью —
Имя, и год, и число.

Твой чекан, былая Россия,
Нам тобою в награду дан.
Мы — не ветви твои сухие,
Мы — дички для заморских стран.

Искалеченных пересадили,
А иное пошло на слом.
Но среди чужеземной пыли —
В каждой почке тебя несем.

Пусть нас горсточка только будет,
Пусть загадка мы тут для всех —
Вечность верных щадит, не судит
За святого упорства грех.

Равнина. Облака над нею.
Избушка. И поля, поля…
Коснуться их уже не смею,
О новой встрече не моля.
Лишь церкви древней, деревянной
Мне купол видится в крови.
Ей кланяюсь смиренно, тайно,
Как первой кланяюсь любви.

Сколько решимости, мужества, скорби
Было на этом лице.
Нет в мире силы, что плечи ей сгорбит
При целованьи, в конце.
Горе не ветер, сгибающий долу, —
Нет, выпрямляет оно.
Мелкое тонет, не жалят уколы,
Сердце с большим заодно.
Встречный, склоняясь, уступит дорогу,
Царское бремя нести.
Кто-то идет от порога к порогу
Горем дома окрестить.

Прилетают пчелки на могилу,
Розмарина навещают куст.
Он цветет с весенней дерзкой силой
Тысячью полураскрытых уст.

В день октябрьский пасечник богатый
Вынет вязкий, золотистый мед,
И жена в больничную палату
Каплю меду мужу принесет.

То привет неведомому другу
И с твоей могилы, старый друг.
Так любовь благословенным плугом
Пашет землю бедную вокруг.

Стою под старою оливой,
Быть может, помнящей Христа.
Корней свиваются извивы,
Дупла открылися уста.
Ты помнишь дни Его и ночи
Под зыбью легкою ветвей,
Когда поет полночный кочет
Иль утра дует суховей?
Иль миг, когда в изнеможеньи,
Простая женщина, как я,
Коснувшись, просит очищенья, —
Совсем иного бытия?

Жизнь требует жизни, волнений, хлопот,
То радости слезной, то скорби сухой.
От будничных сердце устало забот
И хочет, как птица, уснуть под стрехой

Родимого дома, где в комнатах свет,
От ламп керосиновых тени в углах,
Где муж и отец собрались на совет
Помочь, как и прежде, шагнуть через страх.

Твоей Симфонии девятой
Девятый вал.
Бетховен, час пришел расплаты.
Как ты измучен и устал,
И мал…
Что дерзкой славы погремушки!
Что музыка! Открыта дверь
Туда, где больше нет потерь.
И клонит голову в подушки,
И так тебе легко теперь