Эльвира Бочкова - Отвечаю за возраст

* * *

Этих осеней, веришь, не счесть:

Столько их на земле побывало!

А сегодня – об осени весть

В стихотворные строки попала.

Я о лете ещё напишу,

Даже если закопано в зиму.

Но теперь – не понять и ежу,

Почему он потворствует гриму:

Ходит в листьях – себе же во вред?! –

Как военный в летах – в камуфляже,

Что остался от пепельных лет –

От чеченских, от косовских даже.

дикарь

Перед тем, как с теплом распрощаться,

Что по капле уходит под снег,

Разреши мне с тобой пообщаться,

Разлюбивший добро человек.

И не в том ли, недобрый, загвоздка,

Что рождён добрым быть,

а судьбы,

Искривившей все рёбра подростка

И поставившей век на дыбы,

Не избег?..

И, явившись в такое

Время,

доблесть забыл ты и честь,

Променял всё-всё-всё дорогое

Ты на то, чтобы сытно поесть,

И деньгами сорить где попало,

И родниться заведомо с тем,

У кого – ни меча, ни забрала…

Не нужны они, впрочем, совсем:

Не добра он взыскующий рыцарь,

Что схлестнётся со злом,

а дикарь,

С наслажденьем смакующий «Пиццу»,

Ею смазав язык и словарь.

Двое

Борису Бочкову

Походили пешком –

Отдыхали на зреющих травах.

Проложили тропинку

Вплоть до матушки Волги-реки.

…Ты да я, – босиком,

Не в сандалиях летних, дырявых, –

Проложили тропинку –

Без того, чтоб песочек – в носки.

Ты да я, да ещё луговые ромашки:

Солнце – в каждой, и – венчик из белых ресниц

Ты да я!.. А поэму о белой рубашке

О твоей – мне писать, не жалея при этом страниц.

Написать о тебе не стихи, а поэму,

Не чураясь ни слёз, ни длиннот!

Но закрыла навек неизбывную тему:

Нет тебя – и другой поворот

Предлагают стихи, – не о жизни, – о смерти.

Приближаюсь к погосту без боли: «Встречай!»

Ты сказал: «На могиле гвоздики не сейте –

Пусть растёт и цветёт иван-чай!»

…Видишь, старюсь одна. Жаль, что явно седею…

И в беде ты меня не покинь!

Ни гвоздики, ни даже тюльпаны не сею:

Сеет жизнь иван-чай да… полынь.

перестроился

Всяк хорош лишь на собственном месте.

Зá ночь дождь отдолдонил по жести –

Утомился и чуть ли не спит.

Не настолько я духом упала,

Чтобы в луже дождя утопала:

До чего ж восхитительный вид

На сосну, на которую дятел

Ни единого «тук!» не потратил –

На столбе за сосною засел,

Посылает сигналы-морзянку:

«Попытайтесь понять спозаранку –

Будет солнечен день или сер?»

…Стукнет клювом в фарфоровый ролик –

Вот бы тут и смеяться до колик,

Но смеяться над старостью грех,

Ибо дятлу сей столб с проводами

Ближе мамы, а дятловой маме

Был сосновый настой для утех.

Старый дятел на новое падок:

Электрический столб – очень гладок

И к тому же маняще блестящ.

Стукнет дятел: «Тук-тук!» по фарфору –

Зазвенит вся округа…

…И впору

В ухе ватой обкладывать хрящ.

* * *

За разруху войну не простила.

И того не простила себе,

Что неюная глупая сила

Наследила в предсмертной судьбе.

Снисхожденья к себе не достойна:

Силюсь в землю печаль закопать

Да и веру, что жизнь обескровлена

Тем, что ей только радость под стать.

И едва ли смогу я увидеть

И понять, что сегодня почём.

Тать вдову попытался обидеть,

Оттолкнуть от кормушки плечом?!

Я не здесь – и меня не заденешь

Даже глянцем развратных газет,

Где бесценны лишь залежи денег,

Где бесценен лишь акций пакет.

Весь в венках, весь в июньских ромашках,

Сорок первый (двухтысячный?!) год,

Как ты без вести всуе пропавших

Провожаешь в последний поход?

болит, где сердце…

1

Тружусь не зря, хотя душа

в ночи

Июньской, но – с морозцем, онемела.

Не разожгу огня в её печи:

Болит – где сердце – то есть точно слева.

Боли, боли!.. Не вылечить – и всё!

Опять на хищных в жизни нет управы.

«Разрушим мир, от вымерших спасём!» –

Кричат рептилий дикие оравы.

Какой июнь мог выдержать?!

И вот –

Вовсю зовёт на жадных к жизни стужу,

Чтобы взяла за «жабры», в оборот,

Чтоб вывернула алчность их наружу.

2

…Оберегла себя от разоренья

Наивная, как детский смех, душа?

Не пощадит, пожалуй, и терпенья,

В закатный час мгновенья вороша.

Пусть будет так, как будет!..

И, как будто

Взрослея, хоть не хочется,

теперь

Она лишится крова и уюта

И выйдет потихонечку за дверь.

А здесь – голодный ветер на свободе

Готов за мзду чуть-чуть повременить:

В подпольях у соседей колобродит,

Не сносит крыш – их нечем будет крыть.

Всё продано, разграблено своими,

Унесено за дальние моря.

…Дрова – и те распроданы сырыми,

А на сучках – от татей чешуя.

3

Засмеюсь – и уйду от июня:

Насылай, насылай холода!

Не хочу, чтобы зноя певунья

Возвращалась из рая сюда.

Пусть поёт себе в зарослях-кущах,

Пусть не знает ознобной тоски

По хорошим, – для зависти лучших, –

Зависть снегом им кроет виски.

Пусть обманется злобная зависть

И с певуньей споёт заодно:

Всё о том же, что – вёдро на завязь!..

…И в сирени откроет окно.

* * *

Хорошо, что сама не пристала

К этой пристани, что вдалеке.

Я о ней ничего не сказала,

Чтобы мыслям прожить налегке.

Где же пристань, которая снится?

Как живая, стоит на плаву…

…Перевёрнута жизнь, как страница,

Заключившая в книге главу.

Будто не было горя в России,

Будто не было с тромбами вен,

Будто детские ноги босые

Погрузились в песок до колен,

И стоит эта белая пристань,

Отпуская отважный корабль

В день, что верой в бессмертье неистов,

А надеждой на якорь ослаб.

октябрьское утро

…Вчера кровав,

Мой старый двор сегодня

Одет в одежды белые с утра.

Моя зима – с морозом ветра сводня,

А вот сейчас – как белый день, бела.

Спасибо ей, что не пустила солнце

В моё окно, когда завесу штор

Я отвела, – и утро задаётся

Вопросами о поиске опор.

Ну обопрись на истинное дело –

И не кляни ты рифмы, что – мои!

…Пустить тепло в мой дом не захотело,

Так двор в багряных листьях обели!

* * *

Сиротский снег к земле угрюмой жался,

А ветру было – веришь? – всё равно.

Мой белый день с безлюдья начинался,

А обезлюдел он давным-давно.

А ветер спал, храпя под одеялом,

Там, на песке, на берегу морском.

Ума волне опять не доставало

Коснуться ветра гребнем-хохолком.

Как будто море в силу пониманья

Того, что ветер выбрал свой ночлег

Под небом бесконфликтным мирозданья,

Покой копило весь двадцатый век.

* * *

Если хочешь, живи

В перестроечной злой круговерти,

Что снегами тебя