Екатерина Таубер - Плечо с плечом

Тепло в курятнике. Помет.
В соломе стебельки бурьяна.
А в лужах перед дверью — лед
И листья ломкие каштана.

Петух горланит, подскочив
На ящик боком, неуклюже.
И ветра шалого порыв
Его надменный хвост утюжит.

В бадье продрогшая вода
И леденит, и обжигает.
Заря, сквозь сосны, как всегда,
Пурпурный веер раскрывает.

И бодро так, и хорошо.
Простая радость неделима,
Соединяя, словно шов,
Два мира: внутренний и зримый.

На рубахе свежая заплатка.
Но сосед и выбрит, и умыт.
Из подмышки же крольчиха-матка
Деревенским праздничным подарком —
Длинноухим чучелом торчит.

Стол накрыт в саду. Стеснились скамьи.
Стулья креслу уступают путь.
Бабушку замшелую, как камни
Гор окрестных, под руки ведут.

С дерева ей рожи корчат внуки,
Торопясь обновки разорвать.
Безответные, родные руки
Не уронит больше праздно мать.

Все скорей ее несутся годы.
Не щадя мелькнувшей красоты.
В дочерях, как в зеркале, природа
Повторит отдельные черты.

В монотонном, сером дней потоке
Праздники — привалы на пути.
Весело накрыть ей стол широкий,
Каждого с улыбкой обойти.

Вспоминать рождения, крестины,
Загадать о свадьбе чьей-нибудь…
За пределы этих гор, долины
Ни любви, ни смерти не шагнуть.

Золотая полоска зари,
Поясок ослепительно-узкий.
Папиросу с утра закурить
Остро хочется крышам французским.

Но не топят каминов… Война.
Запустенье сиротское тыла.
Отступили назад времена,
Переправу в грядущее смыло.

И голодный сегодняшний день
По промерзшей шагает квартире.
За картофелем вглубь деревень,
— За печеным, горячим, в мундире —

Собираешься, как на пикник,
На хромающем велосипеде.
Это я или только двойник
Все глухими проселками едет.

По дороге есть роща одна:
Там деревья столпилися кругом
И не знают, что в мире война…
И мне каждое кажется другом.

Два-три неснившихся мне сна
И струн, нетронутых на лире,
Порою жаль… Душа больна
Тоской о невозникшем мире.

Расклеванные семена,
Могли б и вы взрасти на воле!
Душа — бездетная жена —
Иную приняла бы долю.

Пусть без страданий и без слез
Нам ни один немыслим опыт, —
Не так бы солнце грело, рос
Прибоя иначе бы ропот.

И совершенней, и полней
Земля б и небо отразились
Там, в тайниках души твоей,
Сплетеньем вымысла и были.

Былое — вырубленный сад,
Где пни, обрубки и могилы.
И все мучительней разлад
Меж тем, что есть и тем, что было.

И уцелевших не узнать,
И встречи, словно расставанья…
Возьмешь знакомую тетрадь —
Чьи тут пометки, восклицанья?

Каких пришельцев карандаш
По милой проходил странице?
Вот этот завиток — «не наш»,
Вовек с ним сердцу не сродниться!

Когда же все-таки найдешь
Черту нетронутую, слово —
С какой к ним жаждой припадешь —
Вернуться к прежнему готова.

Ну что ж, и это… Пережить
Пришлось и так уже не мало.
Еще одна порвется нить,
Что связывала и держала.

И не промолвишь: «Все равно»,
Ты про себя… Лишь пред другими
Захлопнешь наглухо окно.
И навзничь… едкими, скупыми…

Все больше тем запретных между нами.
Все чаще мы молчим.
Услужливая память жжет, как пламя,
Томит былым.

Что от надежд тебе еще осталось, —
Спросить нельзя.
Мне плечи сгорбила мучительная жалость,
Перстом грозя —

Не трогать брешь, как в комнату больного,
На цыпочках входить.
Чтобы сберечь до времени иного
Живую с детства нить.

Здесь жизнь прошла и продремала,
Как на лежанке старый дед.
Весна… Зима… Опять сначала…
Забор все тот же и сосед.

Ленивых петухов тревога,
Собак беззубых мирный лай.
Селенье тесное. Дорога.
О ней не думай, не желай!

Она не любит запоздалых, —
Случайный странник ей не мил.
Меж душ и дел глухих и малых
Ты слишком долго прогостил.

О, город юности моей,
И вы, друзья далеких дней —
Сновидцы, чудаки, поэты!
И ты, славянская земля,
Где пела и томилась я,
Мечтой несбыточной согрета!

Рассеялись, давно ушли
Друзья… В тумане и пыли
Былое навсегда сокрылось.
Всем нам был разный жребий дан.
Войны смертельный ураган
Промчался… Жизнь остановилась
Для слишком многих…

В рассветном пеньи петухов,
В часы предутренней тревоги,
Мне чудится умерших зов
С их, нам неведомой, дороги.

О, голос побывавших «там»,
С его томящей сердце нотой,
Что хочешь ты поведать нам,
Сквозь сумрак утра и дремоту?

Как встарь, они на нас глядят
Глазами прежними, родными.
Нерасторжим и вечно свят
Союз исчезнувших с живыми.

Лоскуток позабытого платья,
Сколько будишь ты образов, дум!
Вот — былое раскрыло объятья, —
Слышишь крыльев исчезнувших шум?

Всех, кого ты когда-то любила,
Потеряла в назначенный срок,
Возвращает негаданно милый,
Полинявший давно лоскуток.

У беспомощных и беспечных
Неизменно все мимо рук:
На охоте — одни осечки,
В огороде — сплошной лопух;

Сеть рыбачья — узлы и дыры,
Паутина в углу, как сеть,
И удел бесприютно-сирый,
Словно по миру гонит плеть.

Дул с моря ветер. Пальмы шелестели
И гул стоял в разбуженном саду.
И, надрываясь, петухи пропели,
Что близок полдень, — полдень наш в аду.
И ты пришел, и ревностью, и мукой
Тот летний день, как ядом напоил.
Жег поцелуй заломленные руки
И долгий взгляд искал и холодил.