Иннокентий Омулевский - Стихотворения

Слушая песни ее,
Я приучался сурово
Личное благо свое
В счастии видеть другого…

Песня вдохнула в меня
К подвигам жажду святую,
Чтоб до последнего дня
Биться за мысль молодую…

Петь мастерица была
Дней моих светлых подруга;
С песней она и ушла
В мир беспечальный от друга…

Песней я только и мог
Эту наполнить потерю:
Я изболел, изнемог,
Но в возрождение верю…

Пусть и еще надо мной
Бури промчатся с грозою.
Прежде чем пасть под грозой,
Встречу их песнью родною…

Если ж я смолкну, друзья,
Мне ничего уж не надо:
Песня — свобода моя,
Песня — моя и отрада!

Не велика моя квартира:
Шагнул два раза — и стена;
Но здесь зато вопросам мира
Ширь необъятная дана.

В квартире, правда, свежесть дачи
И дует запросто сквозняк, —
Зато, как спор пойдет горячий,
Потеют все, да еще как;

Положим, мебели немного —
Всего два стула да кровать,
Но молодежь не судит строго,
И ей к тому не привыкать.

Притом за ряд таких стеснений
Гостям советую я всем
Отнюдь свободу жарких прений
Не ограничивать ничем.

Подслушать некому их спора:
Слуга для всех — хозяин сам,
А он их юного задора
Не выдаст мнительным ушам.

Не спорю, мог бы я прелестней
Себе устроить уголок,
Да ведь порывам мысли честной
Открыт мой настежь кошелек.

Мне говорят: «Вы без расчета
Живете, старый холостяк»,
Но это — мненье идиота,
А для меня оно — пустяк.

Как! эти лица в цвете жизни,
Что жмут мне руку как друзья —
Надежда, будущность отчизны, —
Неужли это не семья?

Мне говорят: «Самих тревожит
Вас часто волчий аппетит».
Так что ж? Ко мне являться может
Обедать каждый, кто не сыт.

Скудна обитель трудовая,
Но что поставлено на стол,
Ешь смело, юность золотая:
Хозяин — русский хлебосол.

Одно неладно: для пирушки
Стаканов, рюмок не найдешь, —
Так будем пить из общей кружки…
— За ваше счастье, молодежь!

Мир прекрасен, мир чудесен…
О, не спорю я!
Только он немного тесен,
Только полон тайны весь он,
Только в нем не столько песен,
Сколько слез, друзья!

Человек умен; он много
Делает добра…
Но у каждого порога —
Будь то храм — жилище бога,
Замок, хижина, берлога —
Нищие с утра!

Жизнь светла, как солнце в лето…
Да! но есть в ней тень:
Яд вчера, сегодня где-то
Смерть с моста, из пистолета
Кто-то бацнул в лоб, — и это
Каждый божий день.

Передо мной враги теперь одни;
Они хохочут, празднуя победу…
О, мог и я смеяться бы в те дни,
Когда бы туча стрел моей родни
Настигла вас по стоптанному следу.

Передо мной лежит далекий путь:
Теперь я стал без имени, без роду…
О, дайте мне хоть раз еще взглянуть
На милый кров, чтоб юность помянуть,
Запечатлеть родимую природу!

Передо мной нет права на мольбу —
И не дойдет до вас моя молитва…
О, знайте же, что шел я на борьбу
Не за свою — за общую судьбу,
Хоть одного меня сразила битва;

Передо мной потянутся года
Без радостей, без почестей, без цели…
О, кто бы мог сказать, что никогда
Не покраснеют дети от стыда,
Что вы мне дать свободу не посмели!

Передо мной единственный исход:
Безумие, быть может, роковое…
О, пусть же к вам сознание придет,
Что вы в цвету сгубили пышный плод,
Осиротивши поле им родное!

Передо мной… Что ни было бы там,
Но мой язык не лжет врагам в угоду…
О, если б только цепь к моим ногам
Не льнула так, я показал бы вам,
Как следует отстаивать свободу.

«Что будет, — спрашиваешь ты, —
В дали веков обетованной,
Когда исполнятся мечты
Людей теории гуманной?»

О милый друг! в те времена,
Глаза и разум ослепляя,
Явиться смертному должна
Картина жизни вот какая:

Все реки медом потекут —
Конечно, в берегах кисельных,
А сверху меда поплывут
Большие крынки сливок цельных.

На деревах начнут расти,
В роскошных рощах для прогулки,
Всегда горячие почти,
Московского печенья булки.

Повсюду будет дичь летать
Французской кухни, с трюфелями:
Ловите птицу, так сказать,
В готовом виде, прямо ртами.

Шампани резвою струей
Забьют, где надобно, фонтаны;
А рядом — сельтерской водой,
Чтоб были пьяные не пьяны.

Моря наполнятся ухой —
Уж, разумеется, стерляжьей:
Труда не будет той порой,
Так для чего же суп говяжий?

В известный час польют дождем
Горячий чай и кофей рядом,
С густым, конечно, молоком,
И будет сахар падать градом.

Без немцев — скука на Руси:
Для них в озерах будет пиво,
А берега — из колбасы, —
Практично, просто и красиво.

В те дни не будут прилагать
К младенцам нашего ухода:
Заменит няньку им и мать
Благословенная природа.

Кто хил — немедленно умрет,
Кто крепок — вырастет на воле…
Какая дивная пойдет
Людей порода в этой школе!

Встречая всюду благодать
Чуть в рот не падающей пищи,
Они не будут понимать,
Что значит «вор», «голодный», «нищий».

И скептик самый записной,
О человечестве радея,
В те времена, хоть волком вой,
Не встретит гнусного злодея.

Все станут братьями смотреть,
Ходить в обнимку, улыбаться,
И каждый будет «честь иметь»
О здравьи ближнего справляться.

Тогда не будет докторов,
Не будет даже медицины:
Уж если смертный нездоров
Без всякой видимой причины,

Так лучше прямо умирай,
Другим не порти аппетита, —
А то какой же это рай,
Где люди морщатся открыто?

Да! запретят в те времена
Под страхом смерти — вид угрюмый,
Мечты, лишающие сна,
И ум тревожащие думы.

Чтоб жить в раю — и размышлять!
Да это слыхано ли в мире?
Ведь это школьнику не знать
Грешно, как дважды два — четыре!

Вот потому-то, в свой черед,
Я должен здесь оговориться:
Всё это будет… для господ,
А для народа не годится…

Для мужиков везде пойдут
Из каши гречневой болота;
Их кочки луком порастут, —
Закусывай, кому охота.