Самуил Маршак - Сочинения в четырех томах. Том третий. Избранные переводы

Но, если вас отец и мать
Не могут за город послать, —

На каменной лестнице,
Жарко нагретой,
Вы загораете
Целое лето.

Или валяетесь
Летом на травке
На берегу
Водосточной канавки.

Если б меня президентом избрали,
Я бы велел, чтобы в каждом квартале
Каждого города всем напоказ
Вывешен был мой строжайший приказ:

Детям страны президентским декретом
Жить в городах запрещается летом.

Всех ребятишек на летнее жительство
Вывезти к морю. Заплатит правительство

Этим приказом — параграфом третьим —
Горы Альпийские дарятся детям.

Кто не исполнит приказа, тому
Будет грозить заключенье в тюрьму!

Открытки, блещущие глянцем,
Распродаются иностранцам.
Милан с прославленным собором.
Рим: Капитолий, Купол, Форум.
Неаполь с морем и вулканом,
Откуда вьется дым султаном.
Вот Пиза со своей всегдашней
Наклонной — падающей — башней.
Вот Генуя с морскою гаванью
И с кораблем, идущим в плаванье…

А что скрывается внутри, —
Ты за открытку посмотри.
Вправду ли, вечно гоняя гондолы,
Венецианцы поют баркаролы?
Вправду ль Неаполю только и дела —
Глазеть на вулкан да плясать тарантеллу?

Может, и так. Но я верю глазам,
Верю тому, что увижу я сам.

Разрешите мне, синьоры,
За открытку кинуть взоры,
Узнать, как дела у людей обстоят,
Что делают люди, о чем говорят.
Кто горюет, веселится,
Кто без ужина ложится,
Кто зимой не защищен
От дождя и снега,
У кого отличный сон,
Только нет ночлега.

Загляните-ка, синьоры,
За открытку, на которой
Парки, башни и соборы…

Плетет он стулья,
Чтоб вы сидели,
А сам сидит он на панели.

Кто делает автомобили,
Бредет по улицам пешком.
А те, что вам ботинки шили,
Частенько ходят босиком.

Порой у пчел нет меда в улье,
У земледельца нет земли,
А человек, плетущий стулья,
Сам на земле сидит в пыли.

В Неаполе — в городе яркого света —
Есть переулочек Палонетто.

Кривой переулок темен и тесен —
Без неба, без солнца, без моря, без песен.

А будет ли песня кем-нибудь спета
Для тебя, мой Неаполь, без неба, без света?

Площадь Джованни Мастаи Ферретти.
В брызгах фонтана купаются дети.
В воду ныряют на площади Рима,
А рядом троллейбус проносится мимо.
Кажется, лопнет троллейбус набитый.
Люди в троллейбусе очень сердиты.
Смотрят в окошки, как будто грозя:
«Эй, шалопаи! Купаться нельзя!»

Но под одеждой, взмокшей от зноя,
В душах людей я читаю иное.
Что-то живое бьется тайком
В сердце у каждого под пиджаком.
Думают взрослые: «Эх, чертенята!
Лето — раздолье для вашего брата.
Мы же строчить в министерствах должны,
Вместо того чтобы сбросить штаны
И полоскаться в бассейне, как дети,
На площади старой Мастаи Ферретти».

Глядит в лагуну старый мост,
И так вода ясна,
Что в ней встает такой же мост,
Такая же луна.

Светла, как небо, глубина,
Полна таких же звезд.
Где ж настоящая луна?
Где настоящий мост?

Шесть тысяч длинных поездов
Бегут по рельсам каждый день,
От городов до городов,
Минуя сотни деревень.

Один уходит за другим
В Милан, Турин, Сиену, Рим.

Мчатся в Неаполь, Верону, Венецию,
В Геную, Лукку, Флоренцию, Специю.

Быстро везет паровоз из депо
Нас через реку по имени По.

В Реджо Калабрия поезда
С берега сами идут на суда.

Если бы выстроить их вереницей —
Все эти тысячи поездов, —

Был бы передний в горах у границы,
Задний — у южных морских берегов.

Поезд по рельсам ведет машинист,
Смотрит, чтоб путь был свободен и чист.

Он управляет движеньем колес,
Может в пути задержать паровоз.

Очень советую вам я, синьоры,
Не затевать с машинистами ссоры!

Если бы стал я владельцем дороги
И посетил этот поезд убогий,
Поезд, где в хмурые ночи осенние,
Кроме дыхания, нет отопления,
Поезд, в котором десятки ребят
На чемоданах, свернувшись, лежат,
Поезд, где мать укрывает ребенка
Старою шалью, дырявой и тонкой, —

Я бы на каждый ночной перегон
Детям давал бы спальный вагон.
Каждому — койку с простынкою чистой,
По одеялу из шерсти пушистой.

И приказал бы, чтоб детям в постели
Песню колеса бегущие пели.

Туннель — это ночь,
Но не вправду, а в шутку.
Ночь продолжается только минутку.
Поезд так быстро выходит на свет,
Что испугаться времени нет.

Очень мне нравится эта сторожка.
Все поезда в ней видны из окошка.
Справа и слева — деревья, кусты,
А на окошках — герани цветы.
Чей это домик? Не ваш и не мой.
Железнодорожный.
Двадцать седьмой.

Это — большое вокзальное зданье.
В зданье имеется зал ожиданья.

Если ночлега нигде не найдешь,
Ты притворись, будто поезда ждешь.

Ночью ты голос услышишь спросонья:
— Скорый — в Неаполь!
Курьерский — в Болонью!

Сидя на лавке меж двух узелков,
Спи под напев паровозных гудков.

Думает, зал обходя, контролер:
«Что же не едет этот синьор?

Спит на скамейке он крепко и сладко.
Верно, в пути у него пересадка».

Сплю я, синьор, не будите меня!
Только не поезда жду я, а дня.

Носят меня не колеса, а ноги.
Днем я хожу да хожу по дороге.

Жду я работы, ищу пропитанья,
Но возвращаюсь в зал ожиданья…

В зале сижу я ночь напролет.
Видно, не скоро мой поезд придет.

Гул паровоза, протяжный и зычный,
Напоминает гудок мне фабричный.