Александр Амфитеатров - Отравленная совесть. Роман

— Людмила Александровна! Людмила Александровна! — долетел к ней тревожный оклик Синева, и она увидала у своих ног черную дыру, осененную тощей еловой веткой. На секунду она остановилась… осела, покачнулась назад. Потом словно невидимая сила толкнула ее вперед… Глупое от испуга бабье лицо мелькнуло в ее глазах, руки в синих штопаных рукавах замахали в воздухе, кто-то взвизгнул… Серебряный всплеск ледяной воды, страшный холод — как обжог во всем теле…

Но сильные мужские руки уже схватили ее за плечи и выхватили в обмороке из проруби.

К вечеру у нее открылось воспаление в легких.

Firenze, Fiesole [26] Флоренция, Фьезоле (фр.).

188* апрель

«Милый, дорогой, хороший Аркадий Николаевич! Дорогой, последний, единственный друг — единственный, с кем тянет меня поговорить в мои предсмертные часы.

Да, милый, умираю. И — скоро, скоро. Доктор утешает и ободряет — но я по глазам его вижу, что он лжет. А — главное — сама чувствую, что выкашляла свои легкие. Я почти не кашляю уже — я как будто здорова. Я знаю, что это значит: это здоровье смерти. Умру одна… далеко от своих, от родины, на чужой стороне.

Вокруг меня — юг, прекрасный, цветущий, всеисцеляющий юг. Все здесь дышит жизнью: убогие поправляются, больные выздоравливают, здоровые еще более расцветают. Я одна слабею с каждым днем… Моя хозяйка, добрая синьора Лючия, уже перестала и спрашивать меня о здоровье: видно, боится встретиться со словом „смерть“ и вчуже испугаться. Они такие жизнелюбивые, эти тосканки! Умираю… а за окном весна: солнце блещет, магнолии цветут, песни слышатся, мандолины бренчат… Ах, тяжко!

Но все же — спасибо ему, спасибо югу! Он вырвал мою душу из грозного, ожесточенного одиночества и поставил меня лицом к лицу с дивным собеседником — своею могучею природою. И силой, и миром наполняют мою душу ее немые речи, и призраки мрачного прошлого бледнеют в присутствии ее вечной красоты. Я полюбила юг, и с тех пор, как у меня снова есть что любить, мне легче. Я по-прежнему презираю себя, по-прежнему боюсь людей — лишь в твоих объятиях мне не обидно за себя и не страшно никого, о святая, всепримиряющая мать-природа! Ты — великая, ты — бесстрастная; пред тобою нет ни дурного, ни хорошего! Зло и добро ты одинаково спокойно высылаешь в мир из своих таинственных недр и равнодушно принимаешь их, слепо исполнивших задачу своего бытия, обратно. Я твоя! прими же меня, отжившую!

Из окон моей виллы я вижу гору. Высоко поднимается по террасам ее, словно с неба упавший, городок Fiesole, но гора, в могучем порыве к небу, обгоняет его веселые строения и, отдав людским жилищам свои уступы, царит над ними зеленою вершиною. Томные кипарисные рощи и белые полосы тропинок испестрили ее скаты. На крутом гребне горы добрый человек поставил каменную скамью и начертал на ней: „Путник англичанин — братьям-путникам всех стран“. Сколько раз я отдыхала на этой скамье, задумчиво вглядываясь в широкую даль. Небо синее, спокойное, глубоко-прозрачное — надо мною и вокруг меня. Горы Каррары, Пизы, белая полоса ливорнского побережья неясными намеками рисуются, сквозь голубоватый туман, на далеком горизонте, а внизу почти у моих ног кипит жизнью Флоренция, тянется, изрезанная мостами, зеленая лента Арно; красные лучи заходящего солнца играют на гигантском куполе Cattedrale [27] Кафедральный собор (ит.). , кладут золото и румяна на его черную тучу. Там я бываю наедине с небом — наедине с Богом. Ave Maria [28] Радуйся, Мария… (лат.). … звон колокольчика и рокот органа в нагорной обители францисканцев… Я чувствую близость Бога и трепещу, но не страшусь ее: суди меня, Всесильный! — меня, много грешившую и много терпевшую! Я готова и спокойна… Жизнь изжита; пора — хочу смерти! И там — на этой заоблачной вышке, где мне бывало так хорошо — там желала бы я уснуть навеки!

Прощайте, голубчик, Аркадий Николаевич! Спасибо вам — за все, за все! Если на том свете встретимся, нам не в чем упрекнуть друг друга… не о многих я могу сказать то же самое, не многие и обо мне это скажут, когда и для них — как завтра или послезавтра для меня — смерть сделает явным все тайное. Обо мне будут плакать… Бедный Степан! бедные дети!.. Но мне не надо слез: не стою. За детей я не боюсь и не страдаю: они остаются в лучших руках, чем были бы для них мои — такой, как я стала. Бедные, бедные! стыдно мне: много они из-за меня натерпелись. Да, слез мне не надо… и вы не плачьте обо мне — вы, знавший меня лучше всех людей! Все к лучшему на свете. Человек приходит в мир и уходит из мира, слепо исполняя темное предопределение, и все, что творит он между рождением и смертью, решено и сотворено раньше его.

Опять звон, опять орган… может быть, я слышу их в последний раз… последние земные звуки… Ave Maria, gratiae, plena! [29] Радуйся, благодатная Мария! (лат.). радуйся, Милосердная! — милосердная Мать — Мать-природа. Радуйся, Мария, Благодать Земли боготворимая… Я люблю Тебя — я верую в любовь… Прекрасна земля, прекрасны люди, прекрасно небо надо мною… Все люблю — во все верую — верую — и умираю… Прощайте, дорогой друг, прощайте!»

1895

«Русская Венера» (ит.).

До востребования (фр.).

Сильно выделяя (ит.).

Усиливаясь (ит.).

Русачка (искаж. фр.).

Судьба! (фр.).

Недотрога (фр.).

Ярких умов (фр.).

Это я! (фр.).

Красавица (фр.).

Любовная записка (фр.).

Месть, расправа (ит.).

Здесь: простите за выражение (фр.).

Русская Венера (ит.).

Наедине (фр.).

Предположение (лат.).

Пусти!.. (фр.).

Вверх, вниз (фр.).

Черт возьми (ит.).

К праотцам (лат.).

Морщинки у глаз (фр.).

Полусвета (фр.).

Жизненный путь (лат.), здесь — распорядок дня.

Наемный убийца (фр.).

Даже если ты меня не любишь, тебя люблю я, и, если я люблю тебя, берегись! (фр.).

Флоренция, Фьезоле (фр.).

Кафедральный собор (ит.).

Радуйся, Мария… (лат.).

Радуйся, благодатная Мария! (лат.).