Лев Маляков - Страда

Вздыбилось море,
Гривастое, злое,
Играет с баркасом
Опасной волною.

И нам не до шуток.
Но мы не заплачем,
Не молим пощады,
Не просим удачи.

Волне разъяренной
Врезаемся в гриву,
Взлетев, опускаемся
В пропасть с обрыва.

И снова и снова
Паденья и взлеты:
Налево, направо
Руля повороты.

И вдруг захлебнулся
Мотор раскаленный,
Баркас, как живой,
Накренился со стоном.

Ну что ж, мы не дремлем:
За весла беремся,
К желанному берегу
Яростно рвемся.

В ладонях бугрятся,
Вскипают мозоли:
Мы насмерть схватились,
И нам не до боли.

Гребем,
Не сдаемся стихии суровой,
И знаем:
За нами последнее слово!

Деревья падают со звоном,
Хлеба исхлестаны свинцом…
Война металлом раскаленным
Тебя ударила в лицо…

Но вечно близкие картины
Пылают, видятся кругом:
Созвездья над деревней стынут,
Искрясь в сосульках под окном.

Да у завьюженных овинов
Цветут сугробы при луне,
Мороз седеет на стене,
И голубеет тень за тыном…

Ты все поймешь:
Как первый луч
К земле уснувшей прикоснется,
Как солнце выйдет из-за туч
И край заснеженный проснется.

Тебе, тебе ли не понять
Лесную тишь и синь болота,
Ту землю, что пришлось пахать,
Горячей кровью поливать
И орошать соленым потом!

Гулко падали листья в ночь,
Звонко сыпались в август звезды.
Нам никто не может помочь:
День и ночь
Фронт уходит прочь…
Ох, как душен
Холодный воздух!

Обложили село кольцом,
Топчут травы чужие солдаты.
И над школьным резным крыльцом
Хлещет свастикой флаг в лицо,
Глуше, глуше боев раскаты.

Кто нам скажет: когда,
Когда
Возвратятся наши с победой?
На селе — не в страду страда:
Придавила людей беда,
И пути всего — до соседа.

За село однажды тайком
Ночь свела сыновей солдаток:
Мы на цыпочках, босиком,
Где бегом, но больше ползком —
Прочь от вражьих колючих рогаток.

Мы ложились земле на грудь,
Забывали про все невзгоды,
Замирали, страшась дыхнуть,
Слово другу боясь шепнуть,
Землю слушали возле брода.

Под щекою в мягкой пыли,
Где Желча у камней смеется,
Билось сердце родной земли.
Это значит — бои вдали,
Это значит — Русь не сдается!

Мне запомнилась эта ночь:
Над рекою созвездий гроздья,
И присяга —
Отцам помочь…
Гулко падали листья в ночь,
Звонко сыпались в август звезды.

Полюшко виды видало,
Поле живет не с твое:
Горькие песни певало,
Тощее знало жнивье.

Межи стояли, как стены,
Только попробуй затронь —
Вспомнит межу непременно
В пасху Христову гармонь.

Благословленные властью
И помолившись кресту,
Колья со злобною сластью
Бились на шатком мосту.

Пенясь, река завивала
Сбитых в крутые ключи…
В голос жена причитала,
Только кричи не кричи…

С майского ярого поля
В шаткое вдовье крыльцо
Веет голодною долей —
Углится бабье лицо.

Будь же ты проклята,
Клята,
В поле родимом межа!..
Нам ли не помнить, ребята,
Время стыда-дележа?

Нас, кто о меж а х по книжкам
Вычитал страшную суть,
Поле вздымало, как вышка,
В завтрашний день заглянуть.

Щедро оно одаряло
Нас прямотою борозд,
Выдало смалу орала,
В небе — по пригоршне звезд.

В пожни мы к батькам послушно
Бегали, видно, не зря:
Зябкими росами души
Нам омывала заря.

Нрав непокорный и кроткий —
Псковским увалам сродни.
Валкой мужицкой походкой
Вышли в недобрые дни.

Помним не кровные счеты
Дедов в сивушном чаду —
Старосты знаем работу
Мы в сорок первом году.

Жилистый, на руку крепкий,
Филька свой час не проспал.
Даже урядника кепку
Где-то, подлец, раскопал.

С хлебом на скатерти белой
Бил чужеземцам поклон…
Полюшко,
Что ж ты хотело?
Клятый вернули закон.

На поле Филька покоен —
Как же, евона взяла:
Щупает землю ногою,
Землю,
Что людям была

Радостью, родиной, болью,
В ней и восход и закат…
В бороздах крепкие колья,
Словно занозы, торчат.

Враз обескровились зори,
Криком хотелось кричать!..
Горькое плакало горе
В полюшке нашем опять.

Будто и не было детства.
Вот он —
Мужания срок.
Приняли дети в наследство
Мести нелегкий зарок.

В дружбу подпольную веря,
Мы в лопоухий бурьян
Ставили, словно на зверя,
Волчий на Фильку капкан.

И довелось посмеяться:
Фильке раздроблена кость.
Но матерям отдуваться
За малолеток пришлось.

Поняли:
Волчьи капканы
Надо сберечь про запас.
Слово с тех пор
  «партизаны»
Стало священным для нас.

В пади Сорокина бора,
В топи Соколичьих мхов
Нас проводили просторы
Под переклик петухов.

Шли по родимому полю,
Взяв его силу и страсть,
Чтоб усмехаться от боли,
Чтобы без крика упасть.

Волю неслыханной болью
Мы закалили, как меч.
Ради родимого поля
Можно ли сердце беречь?

Можно ль тому удивляться,
Что мы вернулись опять?
Поле кричало нам: «Братцы!» —
Руки тянуло обнять…

В тот вечер холодный,
В тот вечер
Ты долго за ротою шла.
Как ворон, на скорбные плечи
Садилась чернющая мгла.

С бойцами усталыми рядом
Ты шла далеко за село
И вслед
Всепрощающим взглядом
Глядела, глядела светло.

Мы в ливни ходили стальные
И видели:
Рядом ты шла
По гневной великой России,
Спасала в минуты лихие
И совестью нашей была.

Бывает, пооблепит лень
Тягучей паутиною…
Тогда — как совесть —
Давний день
Встает с тропой лосиною,
С медвежьей Васькиной спиной —
И я за ней,
Как за стеной.
Ты мог послать на мост меня —
На страшное и вечное.
И все же сам
В разгар огня
Ушел тропой приречною.
Ушел,
Чтоб я остался жить:
Довоевать и долюбить.
Не знаю:
Дрался ль за двоих
В те годы горевые?
Но помню я,
Что болью
Стих
Обжег меня впервые.
С тех пор,
Василий, побратим,
В тяжелый час
И в светлый миг
Я помню тяжкие пути,
Что наперво душой постиг,
И твой последний,
Главный бой, —
Он стал мне клятвой
И судьбой!
Тот бой несу,
Что крест литой,
Как взрыв, в душе упрятанный,
Стал радостью и маетой, —
В крови,
Да незапятнанный.
Василий,
Он тебе под стать, —
Мне совесть по нему сверять!