Яков Вохменцев - Поэты Урала

С тобою отстояли мы Отчизну,
С тобой ее лелеем и растим,
С тобой стоим на страже мирной жизни.
Уверенно в грядущее глядим.

Из года в год пример твой величавый
Нас окрыляет на посту любом.
Понятья чести, доблести и славы
В неповторимом имени твоем.

Как солнце от лучей неотделимо,
А молодые всходы от весны,
Так от тебя и мы неотделимы
Под знаменем твоим непобедимым,
Коммунистическая партия страны.

Провожая сына-горняка,
Дал отец ему кусочек уголька.
— Сбереги его ты на войне:
Распишись в рейхстаге на стене…
Шел солдат сквозь свист и гром металла,
Смерть не раз в лицо ему дышала.
В двадцать лет он поседел в бою,
Оставался раненый в строю.
Но родной уральский уголек,
Как зеницу ока, он берег…
Переправы, штурмы, переходы…
Вот уже у ног солдата Одер.
Но еще не время отдохнуть.
Долг ведет солдата снова в путь.
Пал Берлин. Советская пехота
Входит в Бранденбургские ворота.
Над рейхстагом реет красный флаг»
Расписался на стене горняк:
«Я солдат страны социализма
Завершил у этих стен поход.
Горе тем,
Кто вновь мою Отчизну
Оторвать от мирных дел
рискнет!»
…На копрах сияют звезды ярко,
Лемешев поет в шахтерском парке,
Но горняк на случай приберег
Тот родной уральский уголек.

Сыну — санки
С плюшевыми кисточками по бокам.
— Нравятся?
— Очень!
— Беги на горку!
Ног не чуя, бежит Егорка
К горке, к мальчишеским голосам.

Сел шахтер и наполнил трубку.
Кружится, падает белый снежок.
В новых валенках, в заячьих шубках
Мчится детство с горы в лесок.

Санки… санки… И вдруг издалёка
Тяжкое прошлое ожило в нем.
Санки… санки… В забое глубоком.
Плечи, натертые узким ремнем.

В голые пятки врезается уголь.
Уголь на санках лежит, как скала.
Мальчики тянут их друг за другом
На четвереньках ползут до ствола…

Санки… санки!..
Летят как птицы!
У ребятишек счастливые лица.
Кличет Егорка
Отца на горку:

— Папа, поедем!
Не страшно ничуть!
«И впрямь… почему бы…» —
С улыбкой подумал. —
«Хоть с опозданьем, а все ж прокачусь…»

Лежим в окопах у Ловати.
Почти в траншеи бьет волна.
В сверканье взрывов на закате
Река угрюма и мутна.
Ей долго быть чертою синей
На картах Ставки и штабных,
Пока врагов не опрокинем,
Пока не вдавим в землю их.
Солдату высшая награда,
Чтоб ты струилась широка, —
И не рубеж, и не преграда,
А просто синяя река,
В которой мирно мокнут сети,
Куда, уздечкою звеня,
Приходит мальчик на рассвете
Поить колхозного коня.

Ловать, 1941 г.

В солдатском зеркальце случайно
Увидишь свой висок седой,
И станет на душе печально,
Что ты уже немолодой.

Но завершив атаку дружно,
Вернув стране еще село,
Поймешь, что хмуриться не нужно.
Что лжет бездушное стекло.

Пусть время лица наши сушит,
Пусть годы гнут, а ты не гнись,
А ты не в зеркало, а в душу
Взгляни, солдат, и улыбнись!

1944 г.

Чем чувство больше, тем слова короче,
Чем сердце чище, тем скромней язык.
Мне по душе твои скупые строчки,
К немногословным письмам я привык.

Зачем любви — признания и речи,
Достаточно, чтобы счастливо прожить,
«Люблю» сказать друг другу в первый вечер
И у могилы это повторить.

1945 г.

Сечет кусты и травы ливень,
Им смята начисто жара.
Все молчаливей, все тоскливей.
Все выше кажется гора.

Свистит в ущелье мокрый ветер.
Залит водой альпийский луг.
Лежит солдат один в секрете,
Один на десять верст вокруг.

Все выше сумрачные тени,
И тают медленно во мгле
Метелки редкие растений,
Косые ребра на скале.

И только в самой верхней точке
На фоне неба чуть видны
Почти овальные, как бочки.
На перевале валуны:

Один… другой… и рядом третий.
Зияет котловины брешь.
Лежит солдат один в секрете,
За мир в ответе, за рубеж.

Он все укладывает в память:
Далекий куст и выступ скал,
Один, другой и третий камень —
Они венчают перевал.

Беззвучна темнота слепая,
Неслышно тянутся часы.
Лежит боец в тропинку впаян
У пограничной полосы.

Бледнеет небо на рассвете.
И чуть видны средь пелены
Один… другой… и рядом третий
На перевале валуны.

Один… другой… и третий кряду…
Четвертый камень!
В тот же миг
Прирос солдат щекой к прикладу,
К траве исхлестанной приник.

. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .

Устало двигая ногами
По мокрой осыпи песка
Шагает вниз
«четвертый камень»
На шаг от кончика штыка.

Южная граница, 1950 г.

Дочка спит. Над ее кроваткой
В полумраке сижу ночном.
Белый бантик в косичке гладкой,
Как ракушка в песке речном.
Белый бантик. Тесемки лифа
Еле светятся в полумгле.
Ночь старухою тихо-тихо
Пробирается по земле.
Вот она и подсела к дочке,
Из мешочка достала сны, —
И несется царевич в бочке
В море яростной белизны.
Рукавом повела старушка, —
Мчится конь — огонь из ноздрей,
И шагает в лесу избушка
Без окошек и без дверей.
Осень. Дождик бормочет хмуро
На своем языке слова.
Чьей-то маме друзья Тимура
Помогают пилить дрова.
Где-то вдруг зазвенели песни,
В солнце, в зелени вся Москва,
Ты проходишь по Красной Пресне
В первомайские торжества.
Спи же, спи, моя дорогая,
Рядом старшая спит сестра,
Ей досталась судьба другая,
Ночи горькие у костра.
Ты такого в судьбе не знала —
Рева бомб на лесной тропе,
Как сестра твоя в глушь бежала,
Медвежонка прижав к себе.
Как болели босые ножки,
Как пекла она хлеб в кострах,
Как в глазах ее, полных дрожи,
Словно пламя, метался страх.
Трудный, дочка, мне жребий вышел,
Жил тогда я войной одной
Вместе с папами всех детишек,
Со своею страной родной.
Ты не знала военной хмури,
Ты родилась в Москве, когда
Отшумели, промчались бурей,
Кровью меченые года.
Первой черточкою в тетрадке
Похвалилась вчера ты мне.
…Я сижу над твоей кроваткой
В синем сумраке, в тишине.
За окном — мирной песни слово.
Гнев сжимает мне горло вновь:
Нет, нельзя допустить, чтоб снова
Проливали злодеи кровь!
Встаньте все — и отцы, и дети.
Встаньте все, кто не глух, не слеп,
Все, кто трудится на планете,
Добывая свой честный хлеб.
Встаньте все, кто погиб от пули,
Кто был бомбой сражен в упор,
Встаньте грузчики Ливерпуля,
Виноделы кавказских гор,
Встаньте матери Краснодона,
Встаньте Мурмана старики,
Знаменосцы! Вперед знамена!
Кверху — сжатые кулаки!
Встаньте все, кто прошел по аду.
Вынес все на своих плечах, —
Мы не можем позволить гаду
Страх зажечь у детей в глазах!
Встаньте вместе, мужчины мира.
Жены, матери всей земли,
Не дадим сапогу банкира
Наше счастье топтать в пыли!
Мы когда-то недоедали,
Нас работа валила с ног,
Чтобы дети наши не знали
Горя, голода и тревог!
Люди мира, труда и братства.
На мою равненье страну!
Мы обязаны все собраться
И войне объявить войну.
Нашей Родине враг не страшен,
Все у нас для отпора есть,
С нами партия — совесть наша,
Наша гордость и наша честь.
Стиснем, люди, железной хваткой
Горло горю, огню, войне!
…Я над детской сижу кроваткой
В синем сумраке, в тишине.