Сборник - Бородинское поле. 1812 год в русской поэзии (сборник)

С горшками шел Обоз,

И надобно с крутой горы спускаться.

Вот, на горе других оставя дожидаться,

Хозяин стал сводить легонько первый воз.

Конь добрый на крестце почти его понес,

Катиться возу не давая;

А лошадь сверху, молодая,

Ругает бедного коня за каждый шаг:

«Ай, конь хваленый, то-то диво!

Смотрите: лепится, как рак;

Вот чуть не зацепил за камень. Косо! криво!

Смелее! Вот толчок опять!

А тут бы влево лишь принять.

Какой осел! Добро бы было в гору

Или в ночную пору;

А то и под гору и днем!

Смотреть, так выйдешь из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!

Гляди-тко нас, как мы махнем!

Не бойсь, минуты не потратим,

И возик свой мы не свезем, а скатим!»

Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,

Трону́лася лошадка с возом в путь;

Но только под гору она перевалилась —

Воз начал напирать, телега раскатилась;

Коня толкает взад, коня кидает вбок,

Пустился конь со всех четырех ног

На славу;

По камням, рытвинам пошли толчки,

Скачки,

Левей, левей, и с возом – бух в канаву!

Прощай, хозяйские горшки!

________

Как в людях многие имеют слабость ту же:

Все кажется в другом ошибкой нам;

А примешься за дело сам,

Так напроказишь вдвое хуже.

Октябрь 1812

Когда Смоленский Князь,

Противу дерзости искусством воружась,

Вандалам новым сеть поставил

И на погибель им Москву оставил,

Тогда все жители, и малый и большой,

Часа не тратя, собралися

И вон из стен московских поднялися,

Как из улья́ пчелиный рой.

Ворона с кровли тут на эту всю тревогу

Спокойно, чистя нос, глядит.

«А ты что ж, кумушка, в дорогу? —

Ей с возу Курица кричит. —

Ведь говорят, что у порогу

Наш супостат».

«Мне что до этого за дело? —

Вещунья ей в ответ. – Я здесь останусь смело.

Вот ваши сестры – как хотят;

А ведь ворон ни жарят, ни варят:

Так мне с гостьми не мудрено ужиться,

А может быть, еще удастся поживиться

Сырком, иль косточкой, иль чем-нибудь.

Прощай, хохлаточка, счастливый путь!»

Ворона подлинно осталась;

Но, вместо всех поживок ей,

Как голодом морить Смоленский стал гостей —

Она сама к ним в суп попалась.

________

Так часто человек в расчетах слеп и глуп.

За счастьем, кажется, ты по пятам несешься:

А как на деле с ним сочтешься —

Попался, как ворона в суп!

Ноябрь 1812

Беда, коль пироги начнет печи сапожник,

А сапоги тачать пирожник:

И дело не пойдет на лад,

Да и примечено стократ,

Что кто за ремесло чужое браться любит,

Тот завсегда других упрямей и вздорней:

Он лучше дело все погубит

И рад скорей

Посмешищем стать света,

Чем у честны́х и знающих людей

Спросить иль выслушать разумного совета.

______

Зубастой Щуке в мысль пришло

За ко́шачье приняться ремесло.

Не знаю: завистью ль ее лукавый мучил,

Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил?

Но только вздумала Кота она просить,

Чтоб взял ее с собой он на охоту,

Мышей в анбаре половить.

«Да по́лно, знаешь ли ты эту, свет, работу? —

Стал Щуке Васька говорить. —

Смотри, кума, чтобы не осрамиться:

Недаром говорится,

Что дело мастера боится».

«И, по́лно, куманек! Вот невидаль: мышей!

Мы лавливали и ершей».

«Так в добрый час, пойдем!» Пошли, засели.

Натешился, наелся Кот,

И кумушку проведать он идет;

А Щука, чуть жива, лежит, разинув рот,

И крысы хвост у ней отъели.

Тут, видя, что куме совсем не в силу труд,

Кум замертво стащил ее обратно в пруд.

И дельно! Это, Щука,

Тебе наука:

Вперед умнее быть

И за мышами не ходить.

1813

В октябре 1812

Година страшных испытаний

На вас ниспослана, росси́яне, судьбой.

Но изнеможете ль во брани?

Врагу торжествовать дадите ль над собой?

Нет, нет! Еще у вас оружемощны длани

И грудь геройская устремлена на бой;

И до конца вы устоите,

Домов своих, и жен, и милых чад к защите;

И угнетенным днесь Европы племенам

Со смертью изверга свободу подарите:

Свой мстительный перун вручает Небо вам.

Вотще сей бич людей, одет в броню коварства,

Не могши лестью вас, как прочих, уловить,

Всю со́брал мощь свою, все покоренны царства

Свои привел, чтобы Россию подавить.

Вотще граблением питает ратны силы,

Как саранчу пустив по селам и града́м.

Не снедь обильную они находят там,

Но цепи и могилы;

Проклятие и вечный срам

Сбирают в дань Наполеону!

Но Александру в дань – бесчисленных сердец

Любовь. Она есть страж, она подпора трону,

Когда царь не тиран, но подданных отец.

Не ты, о добрый царь, не ты для бренной славы

Чингисов и Аттил

Покой народов возмутил,

Но твой противник, муж кровавый,

В вертеп разбойничий Европу обратил.

Он утомил твое терпенье,

Друг человечества! Ты должен был извлечь

Молниевидный свой против злодея меч

И грозное свершить за всех людей отмщенье.

Ты верный свой народ воззвал,

И мирный гражданин бесстрашный воин стал,

Вожди явились прозорливы,

И вражьи замыслы кичливы

Уничтожаются. Кутузов, как Алкид,

Антея нового в объятиях теснит.

От оживляющей земли подняв высоко,

Собраться с силами ему он не дает.

Стенающий гигант, вращая мутно око,

Еще упершеюсь пятою, в землю бьет.

Дыханье трудно в нем, с него пот градом льет,

Еще последние он силы напрягает,

Из уст злохульных яд и пламень изрыгает;

Но сильная рука его отвсюду жмет.

Чудовища, ему послушны, —

Подобье басненных кентавров и химер —

Лежат вокруг его изъязвленны, бездушны.

Там Витгенштейн троим драконам жало стер.

Но изочту ль вас всех, герои знамениты,

Которыми враги отражены, разбиты

И коих доблестью Россия спасена?

Священны ваши имена

У благодарного останутся потомства.

И вы, которые легли на брани сей,

Встречая славну смерть средь Марсовых полей

Или от лютости врагов и вероломства,

Стяжавшие себе плачевный мавзолей

Под пеплом городов! усопших россов тени!

Вы с пренебесных к нам взираете селений

И утешаетесь, достойну видя месть

Врагам, забывшим честь.

Мы оскверненную от них очистим землю

И возвратим себе и всем народам мир.