Олег Соломатов - Соседи по жизни

И сердце понимает — что не прав и глуп,
И руки силятся достать далёкий берег,
Но мост сожжен… и бурных вод поток
Уносит прочь Надежду повернуть
обратно время…

Туман и пепел в полуночной тишине —
Вот всё, что остается от желаний страсти…
Ты на чужом мосту дорог обратных не ищи…
Он лишь для тех, в ком Души у Любви во власти…

Ночь. Тишина. Вечный враг — дерзкий ветер,
В снежную складку скорее забиться…
Холод. Луна. Он — один на всём свете…
Смерть наступает, пора помолиться…

Дух «нигилизма» сыграл злую шутку
Жизни «поток», изменив ускоренье —
Горной рекой мчался «камни срывая»…
«Анхелем» падал в последнем мгновенье…

И на снегу, разрываемый ветром,
Жилами слившись с кристаллами снега
Вспомнил он Родину, прелесть рожденья…
Тысячи братьев, весеннюю негу…

Дерево-мать — сладким соком поило,
Солнце-отец — создавал фотосинтез…
Чистой росой по утрам умывался…
Газ, как коктейль поглощал углекислый…

Сросшийся с веткой — махал проходящим,
Тень создавал всем, кто ярусом ниже,
Днём — вырабатывал в теле глюкозу,
Ночью — был кровом, кто ростом пониже…

Чем тут не РАЙ? Ни каких напряжений…
Только однажды, на фоне заката
Стан утонченный с резною «прической»
С ветви соседней махнул хитровато…

Ночь наступала… луч солнца последний
Чиркнул в деревьях, как искра по сердцу…
С ветки заветной «березки-соседки»
Шелест раздался, так значимый сердцу…

Ветер, как змей-искуситель, направил
В сторону тополя шепот чуть слышный…
Жаждущий, встречи вне зоны контроля,
С веток сбежать от опеки излишней…

Целую ночь он смотрел на берёзу…
Взвешивал долго все за и все против…
Жажда Свободы тянула на волю,
Чувство Семьи — принуждало к работе.

Должен он целое лето трудиться,
Чтобы дать силы для «дерева-дома»,
Чтобы всем тем, кто живет рядом с ними
Дать кислород и укрыть под покровом…

Только под утро решил он, что должен
К матери-дереву с просьбой склониться
И получив разрешение быстро
С листиком милым в поля удалиться…

Чтобы почувствовать «воздух свободы»,
«Вечность» в обнимку с любимой кружиться,
Чтобы понять — в чем «свобода полёта»,
Бабочкой стать, а быть может и птицей!

Только в ответ — он другое услышал —
Нет райских кущ за пределами дома…
Время наступит для «вылета» позже…
Прежде же Долг ты исполни сыновний…

Сердце забилось от злости, обиды,
Ветер-предатель вибрировал в спину,
Сладостный запах принес от берёзы,
С шепотом — милый, я скоро погибну…

Ветку мою срежет монстр-прохожий,
В веник большой замотает для бани,
Будет морить меня голодом долго,
После — пытать кипятком будет в ванне…

Если сейчас мы не «бросимся в омут»,
Если стареть будем сидя на ветках,
Мы ни когда не узнаем Свободы
И пожелтеем… как тысячи предков…

Дух нигилизма вскипел по сосудам
Страсть и обида, как пороха бочка…
Вспышка, рывок — ощущенье свободы…
Плавный полёт… приземление… точка…

Он оглянулся — трава, муравьишки…
Нет ни ветвей, ни родных, ни любимой…
Ветер затих… солнце скрылось за горы…
Хочется пить, но разорваны жилы…

Долго пытался он к небу взметнуться,
Долго искал милый образ берёзы,
Медленно сох без воды и без пищи…
Плакать хотел, только где же взять слёзы?

Ночью — его растоптал кто-то грузный,
Гусениц утром сползлось — поживиться…
Днём — дунул ветер и бил головою
В камни и пни, чтобы всласть порезвиться…

Вечером — полз он по краю дороги
Вихрем толкаемый, ехавших мимо,
Как же хотел он попасть под колёса…
Чтоб навсегда эту землю покинуть…

Только держало его ощущенье,
Что прилетит к нему «милая» скоро,
Силы придаст и назло притяженью
В небо поднимет «раздвинув» просторы…

Дни и недели летели по небу…
Нет, не пришла к нему «сердца истома»,
Жизнь прожила она, сидя на ветке,
И постарела… «не выйдя из дома».

Сердце его постепенно сжималось…
Вместе кукожилось с клетками тела,
Весь почерневший, лежал он в канаве…
Взгляд устремивши в осеннее небо…

Утро настало… последнее в жизни…
Небо покрыли свинцовые тучи,
Падали с неба снежинки-убийцы
Тело морозя… сцепляяся в кучи…

Дворник с метлой прошагал вдоль канавы,
В кучи сметая тела «отлетевших»…
Спичка, огонь, жуткий дым… крематорий…
Тысячи братьев в дыму угоревших…

Ветер-злодей раздувал душегубку…
Души и дым разнося по округе,
В этом дыму он случайно увидел
Душу любимой сгоревшей подруги…

И замерзая, рванулся за нею…
Треск… тишина… он свободен — как птица!
Мчится по небу в объятьях любимой…
Чтобы, как Феникс, весной возродиться…

Чтобы из почки, заложенной веткой,
В месте отрыва его и «побега»,
Вырос он снова здоровый и сильный
Пользу принес, вновь погибнув от снега…

Говорят, что старики — как дети…
Радуются, плачут… без разбора,
То без сериалов — жить не мило,
То «надуют губы» от укора…

То пойдут гулять и заблудившись
В «каменной тайге» домов высотных,
Будут долго в сотовом «копаться»,
Чтобы сообщить о звездах в окнах…

Что не видно номеров и улиц,
Что дорога рядом… остановка…
Что промокли ноги в темных лужах,
А куда идти, спросить неловко…

И «сорвавшись», ты «летишь», усталый…
В точку, там, где ждет тебя звонящий,
Зная, что услышишь вновь укоры
В том, чтоб шевелил ногами чаще…

В том, что эгоист, и вечно занят…
В том, что весь в работе днём и ночью…
В том, что скучно им в «бетонных стенах»,
Ну а ты — зайти совсем не хочешь…

Но ведь я то знаю — это возраст…
Страх — с земною жизнью разлучаться,
Страх — пустой квартиры, скрипа пола…
Со старухой «в черном» — обвенчаться.

Вот и тянет их во двор «промяться»,
Как ребёнка тянет — в «свой песочник»,
Время — птица, в прошлом — не остаться…
Жизнь — игра: в семью, в работу, в дочек…

Жизнь — театр: сцены, монологи…
Жизнь — учеба: ясли, садик, школа…
Жизнь — семья: супруги, дети, внуки…
Жизнь — борьба, судья, увы, суровый.