Евгений Евтушенко - Почти напоследок

это нескромно,

неловко,

а я себе строю...

Пусть думает там, в Пентагоне,

какой-то дурак,

что сооружается новая ракетная установка, -

а это Сарапулькин

строит себе саркофаг!

«Что это за штука?» -

спросит,

гуляя с детьми-крохотульками,

в трёхтысячном году

марсианский интурист.

А ему ответят:

«Саркофаг Сарапулькина!

Был на Колыме

такой бульдозерист».

Ну что - помогаете

или за водкой потопали?

Вижу по глазам -

вам нужен фараон.

Кстати,

работаю исключительно на сэкономленном топливе,

так что государству

не наносится урон.

В ларёк опоздаете?

Эх вы, работяги!

Вы - не класс рабочий,

а так,

лабуда.

Делали бы лучше вы себе саркофаги,

может быть, пили бы меньше тогда.»

И всех фараонов отвергая начисто,

а также алкоголиков,

рвущихся к ларьку,

он их посылает

на то, чем были зачаты.

Это -

сарапулькинское фуку!

Антонио Грамши когда-то сказал: «Я - пессимист по своим наблюдениям, но оптимист - по своим действиям».

Я видел разруху войны, но и мир лицемерный - разруха. У лжемиротворцев -крысиные рыльца в пушку. Всем тем,

кто посеял голод и тела,

и духа, -

фуку!

Забыли мы имя строителя храма Дианы Эфесской,

но помним, кто сжёг этот храм.

Непомерный почёт фашистёнку,

щенку.

Всем вам,

геростраты,

кастраты,

сажавшие,

вешавшие, -

фуку!

Достойны ли славы доносчики и лизоблюды? Зачем имена стукачей позволять языку?

А вот ведь к Христу присоседилось липкое имя Иуды -фуку!

За что удостоился статуй

мясник Александр Македонский?

А Наполеон - Пантеона?

За что эта честь окровавленному

толстяку?

В музеях, куда ни ткнешься, -прославленные подонки. Фуку!

Усатым жуком навозным прополз в историю Бисмарк. Распутин размазан по книгам подобно густому плевку. Из энциклопедий всемирных пора уже сделать бы высморк -фуку!

А ты за какие заслуги

ещё в неизвестность не канул,

ещё мельтешишь на экране,

хотя превратился в труху,

ефрейтор, колумб геноцида,

блицкрига и газовых камер?

Фуку!

И вам, кровавая мелочь, хеопсы-провинциалы, которые лезли по трупам -лишь бы им быть наверху, сомосы и пиночеты, банановые генералы, -фуку!

Всем тем, кто в крови по локоть, но хочет выглядеть чистенько, держа про запас наготове колючую проволоку,

всем тем, в ком хотя бы крысиночка, всем тем, в ком хотя бы фашистинка, -фуку!

Джек Руби прославленней Босха. Но слава ничтожеств - ничтожна, и если нажать на кнопку втемяшится в чью-то башку, своё последнее слово планета провоет истошно: «Фуку!»

Сикейрос писал мой портрет.

Между нами на забрызганном красками табурете стояла бутылка вина, к горлышку которой припадали то он, то я, потому что мы оба измучились.

Холст был повёрнут ко мне обратной стороной, и что на нём происходило, я не видел. У Сикейроса было лицо Мефистофеля.

Через два часа, как мы и договорились, Сикейрос сунул кисть в уже пустую бутылку и резко повернул ко мне холст лицевой стороной.

- Ну как? - спросил он торжествующе.

Я подавленно молчал, глядя на нечто сплюснутое, твёрдокаменно-бездушное. Но что я мог сказать человеку, который воевал сначала против Панчо Вильи, потом вместе с ним, а потом участвовал в покушении на Троцкого? Наши масштабы были несоизмеримы. Однако я всё-таки застенчиво пролепетал:

- Мне кажется, чего-то не хватает.

- Чего? - властно спросил Сикейрос, как будто его грудь снова перекрестили пулемётные ленты.

- Сердца. - выдавил я.

Сикейрос не повёл и бровью. Дала себя знать революционная закалка.

- Сделаем, - сказал он голосом человека, готового на экспроприацию банка. Он вынул кисть из бутылки, обмакнул в ярко-красную краску и молниеносно вывел у меня на груди сердце, похожее на червовый туз. Затем он подмигнул мне и приписал этой же краской в углу портрета: «Одно из тысячи лиц Евтушенко. Потом нарисую остальные 999 лиц, которых не хватает». И поставил дату и подпись.

Стараясь не глядеть на портрет, я перевёл разговор на другую тему:

- У Асеева были когда-то такие строки о Маяковском: «Только ходят слабенькие версийки, слухов пыль дорожную крутя, что осталось в дальней-дальней Мексике от него затеряно дитя». Вы ведь встречались с Маяковским, когда он приезжал в Мексику. Это правда, что у Маяковского есть сын?

Сикейрос засмеялся:

- Не трать время на долгие поиски. Завтра утром, когда будешь бриться, взгляни в зеркало.

Последнее слово мне рано ещё говорить -

говорю я почти

напоследок,

как полуисчезнувший предок, таща в междувременьи тело.

Я -

не оставлявшей объедков эпохи

случайный огрызок, объедок. История мной поперхнулась, меня не догрызла, не съела.

Почти напоследок: я -

эвакуации точный и прочный безжалостный слепок, и чтобы узнать меня, вовсе не надобно бирки. Я слеплен в пурге

буферами вагонных скрежещущих сцепок,

как будто ладонями ржавыми Транссибирки.

Почти напоследок:

я в «чёртовой коже» ходил,

будто ада наследник.

Штанина любая

гремела при стуже

промёрзлой трубой водосточной,

и «чёртова кожа» к моей приросла,

и не слезла,

и в драках спасала

хребет позвоночный,

бессрочный.

Почти напоследок:

однажды я плакал

в тени пришоссейных замызганных веток, прижавшись башкою

к запретному, красному с прожелтью знаку,

и всё, что пихали в меня

на демьяновых чьих-то банкетах,

меня

выворачивало наизнанку. Почти напоследок: эпоха на мне поплясала -от грязных сапог до балеток. Я был не на сцене -

был сценой в крови эпохальной и рвоте,

и то, что казалось не кровью, -

а жаждой подмостков,

подсветок, -

я не сомневаюсь -

когда-нибудь подвигом вы назовёте.

Почти напоследок:

я - сорванный глас всех безгласных,

я - слабенький след всех

бесследных,

я - полуразвеянный пепел сожжённого кем-то романа. В испуганных чинных передних я - всех подворотен посредник, исчадие нар,

вошебойки, барака, толкучки, шалмана.

Почти напоследок:

я,

мяса полжизни искавший погнутою вилкой

в столовских котлетах,

в неполные десять

ругнувшийся матом при тёте,

к потомкам приду,

словно в лермонтовских эполетах,

в следах от ладоней чужих на плечах

с милицейски учтивым «пройдёмте!».

Почти напоследок:

я - всем временам однолеток,

земляк всем землянам

и даже галактианам.

Я,

словно индеец в Колумбовых ржавых браслетах, «фуку!» прохриплю перед смертью поддельно бессмертным тиранам.

Почти напоследок: поэт,

как монета петровская,

сделался редок.

Он даже пугает

соседей по шару земному,

соседок.

Но договорюсь я с потомками -так или эдак -почти откровенно. Почти умирая. Почти напоследок.