Фернандо Пессоа - Морская ода

Исследование выполнено в рамках гранта Российского научного фонда (проект № 14-28-00130).

Фернандо Пессоа [1] Имя Фернандо Пессоа мало знакомо широкому русскому читателю. Существует некоторое количество переводов на русский язык. В частности, в 1989 году вышла книга с пе­реводами Е. Витковского, Б. Дубина, А. Гелескула, Ю. Левитанского, Б. Слуцкого и других. Однако наиболее значи­мые и новаторские произведения, именно те его тексты, которые можно считать эталонными (точнее, прецедент­ными) для современной европейской поэзии, и в первую очередь «Морская ода», написанная от имени его гетеронима Алваро де Кампуша, не были переведены из-за труд­ности текста, большого объема и в какой-то степени из-за «эпатажного» содержания. (1888—1935) — ключевой автор португальской литера­туры Новейшего времени, по существу создавший португальскую поэзию ХХ века как таковую. Пессоа выступал под большим количеством гетерони- мов; их общее число чаще всего оценивается как 72 (хотя в настоящее вре­мя, с учетом архивных исследований, выявлено больше ста); основные — это Альберто Каэйро, Алваро де Кампуш, «лично Пессоа» и Рикардо Рейс. Тексты Пессоа, и прежде всего его знаменитая «Морская ода», написанная в 1915 году Алваро де Кампушем, стали прецедентными для современной ев­ропейской поэзии начиная с 1950-х годов. Пессоа билингв: английский и пор­тугальский — родные языки поэта, воспитывавшегося в Южной Африке и написавшего значительное количество стихов на английском.

Тексты Пессоа выступают как прецедентные по отношению не только к поэтическим, но и к философским текстам. В своей знаменитой работе «Ма­нифест философии» (1989) Ален Бадью вводит формулу «Век поэтов» [2] Ба­дью 2003 и дает «список поэтов», которых считает главными выразителями века, так как они принимают на себя миссию философов. Именно их тексты чаще всего комментируются философами, влияют на язык и даже на струк­туру философских произведений. Это Гёльдерлин, Малларме, Рембо, Тракль, Пессоа, Мандельштам и Целан. Тексты именно этих поэтов рассматриваются как эталонные и вводятся в философский оборот в качестве прецедентных.

Общим параметром прецедентных текстов считается узнаваемость и от­сутствие необходимости при цитировании ссылки на текст или авторов, то есть опознаются прежде всего слова; кроме того, поэтический текст может опознаваться также по формально-стиховой модели [3] Например, четырехстопный ямб неизбежно сообщает рус­скому читателю о «Евгении Онегине». . Пример Пессоа позволяет расширить диапазон параметров, которые обычно служат для выявле­ния прецедентных текстов в культуре. Актуальными становятся модели кон­струирования субъекта и саморепрезентации личности поэта в литературе. Особое значение приобретает языковая (дискурсивная) модель отношения к языку, выстраивания образа языка.

Возможно, роль триггера в превращении «Морской оды» в прецедентный текст сыграл новый тип субъективации. Под термином субъективация я имею в виду возможность конструирования внутритекстового субъекта читателем и те средства, которые способствуют реализации этой возможности.

Драматический нарратив поэмы начинается, иногда прерывается и закан­чивается фигурами одиночества и тоски (saudade): персонаж поэмы, то есть внутритекстовая репрезентация гетеронима Алваро де Кампуша, на лисса­бонском причале смотрит вдаль, туда, где Тахо (Tejo) впадает в океан. Затем нарратив, ненадолго трансформируясь в представление платонических идей (причал становится идеей Причала, то есть эманацией Единого), тут же рас­сыпается во множественность, нарастающую вместе с напряжением ритма поэмы. Однако в поэтике Пессоа процесс абстрагирования подразумевает не только привычный и ожидаемый переход от конкретного к абстрактно­му, но и обратную процедуру — наделение идеи (выражаемой абстрактны­ми именами, некоторые из которых даже представляют собой популярные философские термины) чувственными, телесными предикатами: Высечь вод­ной плетью плоть моего любопытства, / Пронзить океанским холодом кости моей экзистенции ... [4] Здесь и далее перевод мой. — Н.А. Подобная поэтика оказывается чрезвычайно актуальной для поэзии конца XX века, в том числе русской (ср.: «Легчайшая ссадина еди­ницы, расцветающая в зрачке» [5] Драгомощенко 2011: 73 , «приторный запах лавра и обобщающей категории» [6] Зингер 2005: 63 ).

Но и субъект, смотрящий на причал, уже не идентичен сам себе — он од­новременно телесный (ощущающий) субъект и мыслящая (видящая) идея без тела. Это первоначальное раздвоение по ходу поэмы сменяется множе­ственностью субъекта (вернее, множественным субъектом): декларируется и воплощается стремление стать всем, то есть стать любой вещью — как лю­бой вещью в ее отдельности, так и вещами в их совокупности или любыми возможными комбинациями этих вещей. Именно поэтому названия (имена) одних и тех же вещей в тексте поэмы, например морские термины или назва­ния профессий, появляются неоднократно и в разных комбинациях, образуя нечеткие множества, которые собираются и тут же рассыпаются. Характерно, что равноположенными «вещами» становятся не только одушевленные и не­одушевленные предметы, но и абстракции: Быть-вами жертвами — мужчи­нами, женщинами, детьми, шхунами / <...> быть временем, и кораблями, и волнами... Двадцатью годами позже на сходном приеме будет основано зна­менитейшее стихотворение «Мне жалко, что я не зверь...» Александра Вве­денского, которое сам поэт назвал «философским трактатом»: «Мне жалко что я не чаша, / мне не нравится что я не жалость...» [7] Введенский 2000: 322

Множественность субъекта воплощается в неопределенности и транзи­тивности я и мы, мы и вы. Субъект «Морской оды», с одной стороны, обозна­чает себя как того, кто объединяет себя с пиратами, участвуя в их зверствах (здесь, казалось бы, явно прослеживаются ницшеанские мотивы), и в этом смысле предлог «с» концептуализируется как «объединение-с» иным, дру­гим: Я хочу идти с вами, я хочу идти с вами... С другой стороны, он сам и есть пираты, а также покорное пиратам существо, полностью растворившееся в том, что происходит. Однако подобная, казалось бы, противоречивая субъективация не разворачивается в тексте как бинарная оппозиция. В этом со­существовании противоположностей в субъекте можно усмотреть и женскую идею, не позволяющую смоделировать субъект как непротиворечивое целое, недаром женские метафоры очень значимы в тексте поэмы.

Совмещение противоположностей в субъекте, не структурирующееся как бинарные оппозиции и не требующее выбора, снятия или синтеза, — сама эта возможность, заявленная «Морской одой» Пессоа, звучит удивительно со­временно. Феномен множественной субъективации — отличительная черта современной поэзии, в том числе русской поэзии последнего десятилетия.