Людмила Мартьянова - Вдоль по Питерской. Любимые народные песни

Не взвидел я света; булат загремел…
Прервать поцелуя злодей не успел.

Безглавое тело я долго топтал
И молча на деву, бледнея, взирал.

Я помню моленья… текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь!

С главы ее мертвой, сняв черную шаль,
Отер я безмолвно кровавую сталь.

Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.

С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.

Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.

Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда, не боюсь
Ни ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя.

Режь меня, жги меня,
Не скажу нечего;
Старый муж, грозный муж,
Не узнаешь его.

Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня!

Как ласкала его
Я в ночной тишине!
Как смеялись тогда
Мы твоей седине.

Сижу я в неволе, в темнице темной,
Ко мне прилетает орел молодой.
Он крыльями машет и в окно стучит:
«Товарищ, товарищ, давай улетим!
Улетим с тобою в дальние края,
За теплые воды, за синие моря,
Товарищ, товарищ, скроемся с очей,
Где нет рук коварных, где нет палачей.
Улетим с тобой мы,
где есть светлый рай.
Где красное знамя,
где свободный край.
Товарищ, товарищ,
вылетай скорей!
Отворились ворота,
и открылася дверь…
Товарищ, товарищ,
вот наш светлый рай.
Вот красное знамя,
вот свободный край!»

Вот мчится тройка удалая
Вдоль по дорожке столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Звенит уныло под дугой.

Ямщик лихой —
он встал с полночи, —
Ему взгрустнулося в тиши,
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души.

Вы, очи, очи голубые,
Вы сокрушили молодца,
Зачем, о люди, люди злые!
Вы их разрознили сердца?

Теперь я горький сиротина!
И вдруг махнул по всем по трем,
И тройкой тешился детина —
И заливался соловьем.

Не брани меня, родная,
Что я так люблю его,
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.

Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так бьется ретивое
И терзается тоской.

Все оно во мне изныло,
Вся горю я, как огнем;
Все не мило, все постыло,
Все страдаю я по нем!..

Мне не надобны наряды,
И богатство всей земли…
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли…

Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить,
Знать, судьба моя такая,
Что должна его любить!..

Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село,
Горе-горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело.

Ой, беда приключилася страшная,
Мы такой не знавали вовек;
Как у нас – голова бесшабашная —
Застрелился чужой человек!

Суд наехал… допросы… – тошнехонько!
Догадались деньжонок собрать,
Осмотрел его лекарь скорехонько
И велел где-нибудь закопать.

И пришлось нам нежданно-негаданно
Хоронить молодого стрелка
Без церковного пенья, без ладана,
Без всего, чем могила крепка…

Без попов!.. Только солнышко знойное,
Вместо ярого воска свечи,
На лицо непробудно спокойное,
Не скупясь, наводило лучи.

Да высокая рожь колыхалася,
Да пестрели в долине цветы,
Птичка божья на гроб опускалася
И, чирикнув, летела в кусты.

Меж двумя хлебородными нивами,
Где прошел неширокий долок,
Под большими плакучими ивами
Успокоился бедный стрелок.

Будут песни к нему хороводные
Из села по заре долетать,
Будут нивы ему хлебородные
Безгреховные сны навевать.

Степь да степь кругом,
Путь далек лежит.
В той степи глухой
Умирал ямщик.

Умирая, он,
Чуя смертный час,
Он товарищу
Отдавал наказ:

«Ты, товарищ мой,
Не попомни зла,
Здесь, в степи глухой
Схорони меня.

Ты лошадушек
Сведи к батюшке,
Передай поклон
Родной матушке.

А жене младой
Ты скажи, друг мой,
Чтоб она меня
Не ждала домой.

Передай словцо
Ей прощальное
И отдай кольцо
Обручальное.

Пусть она по мне
Не печалится,
С тем, кто сердцу мил,
Пусть венчается.

Про меня скажи,
Что в степи замерз,
А любовь ее
Я с собой унес».

«Хас-Булат удалой,
Бедна сакля твоя,
Золотою казной
Я осыплю тебя;

Саклю пышно твою
Разукрашу крутом,
Стены в ней обобью
Я персидским ковром;

Дам коня, дам кинжал,
Дам винтовку свою,
И за это за все
Ты отдай мне жену!

Под чинарой густой
Мы сидели вдвоем;
Месяц плыл золотой
Все молчало кругом.

Лишь играла река
Перекатной волной
И скользила рука
По груди молодой.

Она мне отдалась
До последнего дня
И аллахом клялась,
Что не любит тебя.

«Князь, рассказ ясен твой,
И напрасно ты рек:
Вас с женой молодой
Я вчера подстерег.

Полюбуйся поди,
Князь, игрушкой своей:
Спит с кинжалом в груди
Она в сакле моей.

Я кинжал ей вонзил,
Утопая в слезах,
Поцелуй мой застыл
У нее на устах».

Тут рассерженный князь
Саблю выхватил вдруг,
Голова старика
Покатилась на луг.

Долго молча стоял
Князь над трупом столбом
Сам себя укорял,
Но решил на своем.

Скоро пала роса,
Свежий ветер подул,
Смолкли птиц голоса
Лишь с реки слышен гул.

С ревом бешеным вдруг,
Ударяясь в скалу,
Князь-убийца прыгнул
И пошел он ко дну.

Ах вы сени, мои сени, сени новые мои,
Сени новые, кленовые, решетчатые!

Сени новые, кленовые, решетчатые,
Как и мне по вас, по сеничкам,
не хаживати!