Людмила Мартьянова - Вдоль по Питерской. Любимые народные песни

Вдоль широкой да по улице
Шла девица мимо кузницы.
Там куют-бьют и наваривают,
Меня, молоду Дуняшку, подговаривают:
«Пойдем, Дуня, во садок, во садок,
Сорвем, Дуня, мы цветок, мы цветок,
Под самый корешок, корешок!
Сошьем Дуне сарафан, сарафан!
Носи, Дуня, не марай, не марай,
Всё по праздничкам надевай,
надевай!»
Где ни взялся окаянный таракан,
таракан,
Проел Дуне сарафан, сарафан.

Уж я по лугу, уж я по лугу,
Я по лугу гуляла, я по лугу гуляла.
Я с комариком, я с комариком,
С комариком плясала,
с комариком плясала.
Мне комар ножку,
мне комар ножку отдавил,
Комар ножку отдавил,
комар ножку отдавил.
Все суставчики, все суставчики,
Суставчики раздробил,
суставчики раздробил.
А я матери, а я матери,
Я матери кричала, я матери кричала:
«Ты подай мне, мать,
ты подай мне, мать,
Подай мне, мать, косаря,
подай мне, мать, косаря,
Мне казнить, рубить,
мне казнить, рубить,
Казнить, рубить комара,
казнить, рубить комара!»
Покатилася, покатилася,
Покатилася голова,
покатилася голова.

Все мы песни перепели,
Перепели, перепели, перепели.
Про комарика запели,
Мы запели, запели, запели.
Полетел наш комарище,
Полетел он во лесище.
Во лесок, во лесок, во лесище.
Он и сел там на дубище,
На дубок, на дубок, на дубище.
Свесил ножки к корешочку,
К корешку, к корешку, к корешочку,
А головку-то – к листочку,
Ко листку, ко листку, ко листочку.
Соезжалися бояре,
Все бояре, бояре, бояре.
Дивовались комарищу,
Комару, комару, комарищу.
Да и что ж это за покойник,
За покой, за покой, за покойник.
Старой мухи полюбовник,
По любовь, по любовь, полюбовник.

Много песен слыхал я
в родной стороне,
В них про радость, про горе
мне пели,
Но из песен одна в память
врезалась мне,
Это песня рабочей артели.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.

И от дедов к отцам,
от отцов к сыновьям
Эта песня идет по наследству,
И как только работать
нам станет невмочь,
Мы к дубине,
как к верному средству.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.

Я слыхал эту песнь, ее пела артель,
Поднимая бревно на стропила,
Вдруг бревно сорвалось,
и умолкла артель,
Двух здоровых парней
придавило.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.
Тянем с лесом судно,
иль железо куем,
Иль в Сибири руду добываем,

С мукой, с болью в груди
одну песню поем,
Про дубину мы в ней вспоминаем.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.
И на Волге-реке, утопая в песке,
Мы ломаем и ноги и спину,
Надрываем там грудь
и, чтоб легче тянуть,
Мы поем про родную дубину.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.

Но настанет пора,
и проснется народ,
Разогнет он могучую спину,
И на бар и царя, на попов и господ
Он отыщет покрепче дубину.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.

Два были братца,
Два были Кондратца.
Нову баню строили,
Нову баню крыли,
Банюшку топили.
Комар пищит,
В баню дров тащит,
Комариха-то пищит,
В баню веников тащит.
Посылала блошка вошку
В баню париться.
Вошка парилася,
Вошка жарилася.
С перепару вошь упала,
На ушат боком попала,
Изуродовалась:
Шею вывихнула,
Ногу выломала.
Посылает вошка блошку:
«Сходи за лекарством!»
Лечат, лечат вошку,
В третий день в могилку.
Пошли к воеводе.
«Воевода-батюшка,
Рассуди, пожалуйста!»
Воевода рассудил,
Всех их на печь посадил.
Круту ямушку копали,
Тараканы погребали,
Мухи голосом кричали.
Сорока-белобока
На могилку скок:
«Помяни, господь, рабу!
Лежит вошь во гробу,
Она вся в своробу.
Слава богу, околела:
Всему миру надоела».

А Ерема жил на горке,
А Фома-то под горой.
А Ерема носил лапти,
А Фома-то сапоги.
Ерема пошел в город,
Фома-то на базар.
Ерема купил лошадь,
Фома-то соловка.
Ерема купил соху,
Фома-то борону.
Ерема запрягать,
Фома песню затягать.
Еремина не тянет,
Фомина-то не везет.
«Ах, ты брат ли мой Фома,
Неудача нам была,
Не лучше ли, Фома,
По дорогам нам стоять
Да обозы разбивать?»
Ерема сел на горку,
Фома-то на пенек.
За Еремушку задели,
Фому вытащили.
«Ох, ты брат ли мой Фома,
Неудача нам была,
Ах, не лучше ли, Фома,
По озерам нам ходить,
Белу рыбицу ловить?»
Ерема да Фома
Купили лодку безо дна,
Ерема утонул
И Фому-то потянул.
Ерема сел на дно,
И Фома с ним заодно.
Ерему схоронили,
А Фому-то погребли.

Еще где это слыханное,
Еще где это виданное,
Чтобы курочка бычка родила,
Поросеночек яичко снес;
Что безрукий-то бы клеть
подломал,
Что нагому бы он в пазуху
поклал;
Чтоб безногий-то вприпрыжку
побежал,
Безъязыкий-то бы громко
закричал;
Что слепой-то подсматривает,
Что глухой-то подслушивает;
Чтоб зимою в поле травушка
росла;
Чтобы девка для старого старика
Отказалася от милого дружка!
Уж и шел и черенец по проулку,
По проулку, по проулку, по заулку.
Как навстречу чернецу да три толпицы,
Три толпицы, три толпицы —
стары бабы,
Стары бабы, стары бабы старобразы.
Чернечина колпачину понадвинул.
Уж и шел и черенец по проулку,
По проулку, по проулку, по заулку.
Как навстречу чернецу да три толпицы,
Три толпицы, три толпицы —
молодицы.
Чернечина колпачину посодвинул.
Уж и шел и черенец по проулку,
По проулку, по проулку, по заулку.
Как навстречу чернецу да три толпицы,
Три толпицы, три толпицы —
красны девки.
Чернечина колпачину долой сбросил.
«Да не полно ль чернецу
богу молиться,
Не пора ли добру молодцу жениться?
Мне дворовую взять – белоножка;
Мне и горничну взять – белоручка;
А поповскую дочь – богомольна;
Деревенскую взять – работяща;
А мне взять-то и взять красну девку!»

Как во келье монах спасается —
По три раза монах на день
напивается.
Как к вечерне зазвонят —
Наш монах пойдет в кабак
Свою ризу пропивать,
Свой клобук закладать.
Целовальник не примает,
Чернеца в шею толкает:
«Поди вон, куды сел,
Казначей пить не велел.
Тебе в келью пора,
Пока не заперты ворота».
– «Чем мне в кеелку идти,
Лучше в рощицу зайти».
В роще девки грибки рвали,
Чернеца в глаз не видали.
Доходили до конца,
Увидали чернеца.
Чернец сидит на тропе
Во высоком клобуке.
Девки песенки запели,
Чернецу плясать велели.
Вот пошел наш монах
ухаживати,
Про свое житье монашеское
рассказывати,
Что не дай боже спасаться
Молодцу-чернецу:
«Не велят же нам, монахам,
Во царев кабак ходить,
Зеленого вина пить,
Красных девушек любить».