Григорий Трестман - Свиток Эстэр

Отвечай,
Мордехай!
Ты меня и убил,
и ограбил,
взял у мертвой и нищей
себе на бессмертье
кредит.
Чем должна я ещё
для народа пожертвовать,
рабби,
чтобы как-то насытить
заоблачный твой аппетит?

Отвечай,
Мордехай!
Между Богом,
людьми
и чертями
я себе ненавистна
в осколках грядущих времён.
Я стократно
в народе своём повторюсь
лишь смертями.
Образ мой
будет вечно унижен,
разбит,
осквернен.

Отвечай,
Мордехай,
толкователь Божественных истин!
Избирающий жизнь
обречен подыхать
наперёд.
Я под сердцем
ублюдка ношу,
мне мой плод
ненавистен,
ибо он обречён,
Мордехай,
как еврейский народ.

Отвечай,
Мордехай!..
Научись улыбаться
у гроба…
Может быть,
нас Всевышний
еще до могилы
простит…

Отвечай,
Мордехай:
чем должна я пожертвовать,
чтобы
наконец-то насытить
заоблачный
твой аппетит?!..

Все боги переменчивы,
Эстер,
они меняют облики,
окраски,
они, пожалуй,
не умней гетер,
а имена богов —
всего лишь
маски.

Нас демоны
несут во времена,
где карусель богов
летит по кругу,
и боги вдруг
меняют имена,
и мифы их
вторгаются друг в друга.

Я тоже маска,
ибо я – Мардук,
и он же Мамма,
Туту,
Зи-аккина…
Весь пантеон богов,
словно паук,
я повязал
гремучей
паутиной.

Совсем не то
еврейские сыны,
для нас Господь —
воистину опора:
всем «Дело»
открывает Он —
с вины,
и закрывает «Дело» —
приговором.

И потому наш Бог
имеет вес,
что ни одну судьбу Он
не покинет.
Вся жизнь еврея —
следственный процесс,
и оба мы под следствием,
богиня.

Наш Бог
перетрясет нам потроха:
подсудны воры,
и святые лики.
Синай – не искупление греха,
но очищенье
пред Судом Великим.

И праведник,
и грешник,
и изгой —
должны быть в чистом
перед казнью
люди…
О, ни в какой религии другой
такого нет
и, кстати,
вряд ли будет.

Вселенной правит хаос
испокон,
и потому я выбрал
царство Торы,
что в этот мир
хочу внести Закон
со следствием
и должным приговором.

Время в нас,
но мы —
не в нём,
в этом наш секрет
и суть.
Можно сделать
ход конём,
можно время
развернуть.

Карусель!
Рулетка!
Круг!
Хронос!
Да-Ха-Ка!
Игра!
«Послезавтра»,
сделай крюк,
обратись
в «Позавчера»!

В тронном зале
царя Артаксеркса
Соломона похищенный трон.
Трон живой,
и трепещет в нем
сердце…
Узурпаторы,
трона
не тронь!

Лишь Хирам златорукий
из Тира
смог осилить
сие волшебство.
И пустынные духи —
сеиры
охраняют безмолвно его.

… Если царь подходил —
ниоткуда,
золотым опереньем
горя,
возникали орлы
и верблюды,
возносили к престолу
царя.

Артаксеркс понимал,
что негоже
царским задом
сердить пьедестал.
Заказал ювелирам
похожий,
и удобно
на нем
восседал.

Всё под царской пятою,
всё рядом —
хоть блюститель казны,
хоть баран…

В это время
приходит с докладом
приближенный сановник
Аман.

– О, великий и могучий,
молвить дай
тебя же ради.
Над страной
сгустились тучи,
экономика на спаде.

Госдоход —
куда ни кинусь! —
много ниже,
чем затраты.
Мы уходим в вечный минус…
Знай:
евреи виноваты.

Все сатрапы недовольны,
устранить пора причину.
Что ответишь,
Сердобольный?

– Вроде, пахнет мертвечиной…

– Все рабы твои без денег, пища их —
кора да травка.
У жидов любой бездельник
держит прибыльную лавку.

Вечно им не до работы:
свадьбы,
песахи,
шаббаты,
йом-кипуры,
шавуоты…
Знай:
евреи виноваты!

Даровать бы вместо Кущей
им погромчик
для почина!
Что ответишь,
Всемогущий?

– Вроде, пахнет мертвечиной…

– Гнев давно
в народе зреет,
ждет империя
приказа.
В каждом праведном еврее
мы убьем их Бога сразу.

Расплодились без предела,
пусть попляшут
супостаты.
Ладно, если б не за дело…
Знай:
евреи виноваты!

Пусть погибнет
род их дикий:
и мальчишки,
и мужчины.
Что ответишь,
Огнеликий?

– Явно пахнет мертвечиной…

Вдруг сползла с Амана кожа,
обнажив белесый череп,
и глазница стала схожей
с черной впадиной
в пещере.

Окружили трон скелеты,
жадно требуя расплаты:
«О, владыка,
с кем и где ты?!
Знай:
евреи виноваты!»

Рассчитались легионы —
и по росту,
и по чину.
Гимны грянули колонны…

И запахло мертвечиной…

«Карусель!
Рулетка!
Круг!
Хронос!
Да-Ха-Ка!
Разбег!
«Век грядущий»,
сделай крюк,
обратись
в «Прошедший век»!

Бесы в точку стянут свет,
совместятся
«там»
и «здесь».
Места нет,
где бесов нет,
ибо только
точка
есть.

Ибо все давно – одно:
«право» – «лево»,
«нищий» – «Крез»,
«высь небес» – «морское дно»,
«смерть» и «жизнь», «бог» и «беc»…

В затерянной и тайной Книге Мертвых,
где дремлет до поры всеядный рок,
средь клинописных знаков полустертых
о Македонском вбита сотня строк.
Царь с конницей возник
в том тронном зале,
в котором трупы
Артаксеркса взяли: