Анастасия Суховеркова - Авролион: Свиток апокалипсиса

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.

© Анастасия Суховеркова, 2022

ISBN 978-5-0056-6499-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Это падение продолжалось целую вечность. Сквозь Несколько Небес, и вот наконец он ударился о землю.

После нерушимого безмолвия бескрайних облачных просторов шум беспокойного мира Земной Тверди накатил на него подобно раскату грома.

Кошмарное, терзающее ощущение – что это? Боль? Неужели у него теперь и вправду есть тело, которое может болеть?

Мир выглядел расплывчатым и туманным. Его глаза, способные видеть сквозь измерения, казались здесь, на Земной Тверди, почти бесполезными – слишком много всего было вокруг.

Зенно приподнялся на локтях и попытался сесть. Его руки утонули в чём-то мягком и сыпучем.

Так вот какова земля на ощупь, подумал престол и с любопытством развеял горсть песка по ветру.

Перед ним грохочущим валом набрасывался на берег океанский прибой и, разбиваясь о большие, поросшие тиной валуны, окатывал Зенно ледяными брызгами пены.

Престол поёжился. Целый шквал отвратительных, неизвестных доселе ощущений, приводил его в ужас.

Он опасливо осмотрелся по сторонам. Вокруг было темно и безлюдно.

Зенно повёл плечами. Спина невыносимо болела. Он дотянулся до лопатки и с удивлением посмотрел на испачканные в красной жидкости пальцы. Кровь! У него теперь есть кровь!

Секундное недоумение сменилось ужасом. Он ощупал спину – крыльев не было! Память мгновенно вернулась к нему. Его приговорили к смерти от медленной старости в чужом для него мире! Осознание непоправимости произошедшего на время заглушило терзающую боль от ран.

Я никогда больше не смогу летать!

Отчаяние прорвалось наружу истошным воплем.

Его начала бить крупная дрожь. Голова раскалывалась от грохота прибоя, и всё же он смог различить вдалеке мерный, приглушённый топот. К нему приближалось что-то большое и тяжёлое. Звук становился всё громче и отчётливее, пока не замер неподалёку.

– Омут, это он? – Послышался встревоженный девичий голос.

Что это за язык? Датский?

Зенно знал великое множество языков и наречий, но применить эти знания оказалось не так-то просто, ведь в Авролионе он почти не разговаривал. У авролионцев вообще не было своего языка – для прямой передачи мысли он не требовался, а если и нужно было что-то сказать, они использовали любой из имеющихся в четырёх мирах (кроме наречия Бездны – оно было под запретом).

– Ку-дьа я по-пял? – С трудом выговорил он, ломая слова.

Престол попытался различить мысли незнакомки, но они терялись в гуле десятков земных звуков.

Зенно поднял голову и увидел высокое тощее животное, а рядом с ним миниатюрную девушку с растрёпанными тёмными волосами по пояс. Она же, по непонятной ему причине, избегала смотреть в его сторону.

– Эй, кудьа я по-пал? – Уже настойчивее повторил он.

Незнакомка мельком посмотрела на него и поспешно отвела взгляд.

– Ну и выговор у тебя, – наконец пробубнила она, усердно вытаскивая кусочки водорослей из конской гривы. – Даже наш вечно пьяный сосед говорит разборчивее.

Зенно выжидательно молчал.

– Ты попал на Фарерские острова. А теперь ты мне ответь, кто ты такой? И если будешь мне врать, мой конь тебя съест.

Крыло упало, как поверженное знамя.

Не видеть больше неба – остаётся

Лишь пара дней в терзаньях голода и боли.

Да, он силён, но сильным нестерпимей

Сносить бессилие и боль.

И только смерть одна смирить сумеет

Взгляд мрачных глаз и дерзкую отвагу.

Р. Джефферс «Раненый ястреб»

– Эстер, ты что там застряла? Ты уже минут десять переодеваешься! – Возмущённо крикнула Алиса в сторону занавешенной примерочной.

– Это просто ужас! – В отчаянии отозвалась примерочная. – Я в этом не покажусь!

– Ты же обещала!

– Я не привыкла носить платья! Я похожа в нём на политкорректную диснеевскую принцессу!

– Я открываю!

– Не смей!

Эстер протянула руку к шторке, чтобы придержать её, но не успела и, наступив на длинный подол платья, вывалилась наружу.

– А по мне, так очень даже неплохо… – С сомнением произнесла Алиса.

– Розовый цвет не идёт к моей тёмной коже!

– Круто выглядишь, чучело! – Послышалось в дверях магазина, и обе девочки повернулись к напудренной крашеной блондинке в непристойно короткой юбке. – Решила пойти против семейной традиции и вместо Ведьмы нарядиться Феей Крёстной?

Толпа таких же напудренных прихлебательниц подобострастно захихикала.

– Не совсем, – равнодушно отозвалась Эстер, – просто решила пойти на поводу у моды и купить самую безвкусную вещь в этом магазине.

И, не обращая внимания на посыпавшиеся ей в спину насмешки и улюлюканье, девочка резко развернулась и скрылась за плотной бордовой шторой.

И ведь надо же было этим бабочкам появиться именно сейчас!

Эстер привыкла к этой дурацкой дразнилке с самого детства. Старики да пьянчуги шептались между собой, что её мать ведьма, а отец привороженный. Образованные люди, разумеется, этому не верили, но дети всегда падки на подобные небылицы, и в младших классах Эстер не давали прохода.

Мало кто всерьёз воспринимал слова местных сплетников о том, что Присцилла колдунья (именно так Рэйчил представилась, когда они с Тэо поселились на острове Воар), но почти все взрослые жители деревни сходились во мнении, что внешность её дочери поистине колдовская – несмотря на очень смуглую кожу и каштановые волосы у Эстер были светло-серые глаза. Самой Эстер это казалось досадным недоразумением – она не единожды ловила себя на мысли, что эти глаза должны принадлежать кому-нибудь другому. Кому-нибудь с сияющими белокурыми локонами и аристократически-бледной кожей.

Ко всем прочим предрассудкам относительно семейства Мак’Тавиш прибавлялся ещё и странный конь, который, по слухам, появлялся из пучины морской и верхом на котором несколько раз видели Эстер. Всерьёз эти «байки» никто не воспринимал, списывая подобные видения на действие алкоголя, но вой, время от времени раскатывавшийся по тихим улицам деревни, заставлял кровь леденеть в жилах. Среди тех, кто не верил в кэлпи, ходили разные теории относительно природы этого завывания – и самая адекватная из них гласила, что это сирена какого-нибудь предприятия («Они здесь в последнее время как грибы растут», – добавляли местные интеллектуалы).