Евгений Долматовский - Последний поцелуй

Еще недавно в город незнакомый
Беспечно приезжал я в первый раз.
Там девушки стояли на балконах
С магнитами провинциальных глаз.
Я проходил, предчувствуя победу:
Вы не целуйтесь, девушки, ни с кем,
Когда-нибудь еще раз я приеду
И, может быть, останусь насовсем,
И счастье принесу чудесной самой,
Веселой, грустной, доброй и упрямой.

Я приезжаю в город на рассвете,
По улицам курчавым прохожу,
Спешат автобусы, играют дети,
Этаж пускает зайчик этажу.
Глядят с балконов, из открытых окон,
Избранницы сегодняшней весны,
Но, как магниты с выключенным током,
Теперь глаза темны и холодны.
Желаю радости чужим невестам.
Я здесь в последний раз, и то проездом.

Это привычно и очень просто —
Быть человеком среднего роста.
Мы не гиганты, да и не гномы,
Метра не два, но и не полтора,
Обычные люди — будем знакомы,—
Давно записали наш рост доктора.
Зато поколением, вслед за нами
Идущим,
любуется вся земля:
Возвышается девушка, словно знамя,
И парни строятся, как тополя.
Великаны русские всё заметней,
Горды осанкой, в плечах широки,
Так что уже шестнадцатилетним
Тесны отцовские пиджаки.
А знаете ль вы,
что в Союзе Советском,
К цифрам Госплана весомым довеском,
Согласно антропометрическим данным,
На три сантиметра вырос народ?
И пусть вам в стихах не покажется странным
Столь прозаический оборот,
Я славлю эти три сантиметра,
Как дни, приближающие к весне,
Они наращивались незаметно,
Подобно цветам, а может, во сне.
Путь к ним —
это наши сутулые ночи,
Затем пригибали мы юность свою,
Чтобы собрать миллион одиночеств
В общую силу, в одну семью.
Когда бухенвальдская гильотина
Рубила головы, даже она
Не укротила, не укоротила
Росток
человеческого зерна.
Ученые пусть диссертации пишут,
А мне сантименты, читатель, прости.
Не надо горбиться! Голову выше!
Давайте,
товарищи,
будем расти!

Что мне нужно для счастья? Признаться, подобных анкет
Раньше я не встречал в пестроте комсомольских газет.
И поскольку я возраст читательский ваш перерос,
Отвечаю робея на этот задорный вопрос.
Что мне нужно для счастья? Во-первых, мне нужен покой,
Но не тихая гавань! Мне нужен покой
вот такой:
Чтобы всем киприотам спокойно и вольно жилось,
Чтобы знамя Патриса Лумумбы над Конго взвилось,
Чтоб выгнал захватчиков гневный и мудрый Вьетнам,
Чтобы в море Карибском не шастала смерть по волнам.
Что мне нужно для счастья? Тревога нужна — во-вторых.
Да такая, чтоб вовсе минут не осталось пустых.
Надо столько построить, придумать и изобрести.
Жизнь еще коротка, но уже беспредельны пути.
Неуемную жадность — как высшую щедрость прими:
Много нужно иметь, чтоб делиться со всеми людьми.
Что мне нужно для счастья? Мне — в-третьих — суровость нужна,
Чтобы гад не прополз в отвоеванные времена,
Чтоб горел клеветник — чтобы жарился он не в аду,
А вот здесь, на земле, непременно у всех на виду.
Пусть для сволочи всякой не хватит моей доброты.
Человек только тот, чьи глаза на поверке чисты.
Что мне нужно для счастья? В-четвертых, — любви глубина.
Не в-четвертых — во-первых! Большая любовь мне нужна!
Просто доброе слово… Улыбка… Уверенность в том,
Что, кочуя по свету, прописан я в сердце одном.

Тысячелетняя загадка снов
Наукой современной приоткрыта.
Нашли механику ее основ —
Подкорковое преломленье быта.
Сны — это как дыхание, как пот.
Исследование мозга показало:
Не будет снов — и человек умрет,
Явь исчезает, если снов не стало.
Так, значит, чтобы жить, я обречен
В уюте книжном, на тигровой шкуре
Сто раз смотреть один и тот же сон —
Громаду гибели в миниатюре.
После гулянья с дочкой,
После дня
Важнейших споров в секции поэтов,
Гестаповец ко рву ведет меня,
Сейчас я упаду, свинца отведав.
…Я жить не смог бы, если бы порой
Не озарял мой сумрак сон второй:
Ты ласково склонилась надо мной,
Ладонью доброй губы остудила
И прошептала — не мечись, родной,
Все хорошо у нас,
Все — так, как было.
В значенье снов я веру потерял —
Согласно лженаучному заглавью
Ученым представляю материал
Несоответствия меж сном и явью.

Вы, женщины сороковых годов,
Родившиеся при Советской власти,
Средь вас я знаю многих гордых вдов,
Всегда молчащих о своем несчастье.
Не вышли замуж вновь не потому,
Что так легко в душевной жить пустыне:
Вы сохранили верность одному,
Погибшему на Волге иль в Берлине.

Рассказывали детям вы о нем,
Как о живом, веселом и крылатом.
И на своих плечах держали дом —
Он тесен был и латан-перелатан.
Ушли служить красавцы сыновья,
Вы на свиданье отпустили дочек.
Их вырастила добрая семья —
Не горестные руки одиночек.

Я скульпторов, что лепят монумент,
В котором воплощен Победы образ,
Прошу учесть среди ее примет
И эту невоинственную область
Улыбок строгих, книжек и корыт,
Где столько лет спокойно, величаво
Живет солдат, который был убит,
Его любовь, бессмертие и слава.

Да, есть еще курные избы,
Но до сих пор и люди есть,
Мечтающие —
в коммунизм бы
Курные избы перенесть.

Но для самих себя едва ли
Они вертят веретено.
Квартиры их к теплоцентрали
Подключены давным-давно.

Зато, надменны и спесивы,
Они решаются решать,
Кому лишь мачеха — Россия,
Тогда как им —
родная мать.

А кто им дал такое право?
Страданья дедов и отцов?
Добытая не ими слава
Иль цвет волос
в конце концов?

А ну, не прячься, отвечай-ка,
Посконным фартуком утрись,
Певец частушек с балалайкой
Из ресторана «Интурист»!

Зачем при всем честном народе,
Меняющем теченье рек,
Вы в русской ищете природе
Черты, застывшие навек?

Я был в соседнем полушарье,
И я вас огорчить могу:
И там цветы иван-да-марья
Легко пестреют на лугу.

Не в том Отечества отличье,
Не только в том —
скажу точней —
России древнее величье
В делах высотных наших дней.

Смешно рядить —
кто ей роднее,
Себя выпячивать притом,
Когда равны мы перед нею
И навсегда в долгу святом!

Еще когда мы были юными…
Точнее, с самой колыбели,
О людях мы светлее думали,
Чем есть они на самом деле.

Мы подрастали в детском садике,
Был каждый грамм пшена сосчитан.
Уже тогда красавцы всадники
Нас взяли под свою защиту.