Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Отступили споры, сомнения, скоротечные тревоги. Все накопленное, освоенное, пережитое — лишь преддверие грядущего, лишь подготовка к подвигу…

Погибший в 1942 году Павел Коган еще до войны, в ту пору, когда газеты пестрели сообщениями о «добрососедских отношениях с Германией», предвидел подвиг победителей Берлина, могилы на Шпрее. Он вспоминал московские праздники, допотопные грузовики, что возили детвору по нарядно разукрашенным улицам, вспоминал своих приятелей в старых пиджаках, в валенках, оставшихся с довоенных (до первой мировой войны) времен и думал о смертельных боях на Шпрее, думал и верил:

Ветер далеких походов уже долетал до тесных институтских коридоров, где спорили и читали свои стихи молодые поэты.

Это писал Павел Коган в письме другу детства Жоре Лепскому, служившему в одном из гарнизонов Западной Украины, Жоре Лепскому — автору музыки к «Бригантине». Стихотворение так и называлось «Письмо». В нем были хорошо теперь известные строчки о поколении «лобастых мальчиков невиданной революции», чеканная биография поколения.

Война все ближе подбиралась к этому поколению. Она уже пристреливалась к нему. В марте 1940 года на Петрозаводском направлении погибли студенты Литературного института поэты Николай Отрада и Арон Копштейн. Весть об их гибели принес комсорг батальона Платон Воронько. В этом же батальоне служил Михаил Луконин, рассказавший впоследствии о геройской гибели двух поэтов. После ранения вернулся с финской кампании еще один молодой поэт — Сергей Наровчатов.

Война, армия входили в жизнь поэтов, все настойчивее определяя их творчество и их судьбы. Кульчицкий как-то писал товарищу: «Читал стихи в одной из казарм одной из частей нашей Красной Армии. Когда я увидел тех, для кого я пишу, у меня застлало глаза, и это как было! Ведь я чего хочу — только чтоб все стихи мои впечатать в книгу подсумочного формата, пусть и с фамилией, пусть и так…»

Наступало понимание жестокости предстоящих боев, тяжести, которая выпадет на долю народа; возникало страстное и самоотверженное желание разделить эту долю, принять самое трудное, коль потребуется — смерть.

Революционно-патриотические мотивы неизменны в творчестве советских поэтов. Они всякий раз находят особые формы. Но мысль едина и едино восприятие жизни, самого в ней характерного: контраста новой реальности по сравнению со старым.

Вырабатывался новый тип поэта — активного общественного деятеля, строителя советского государства, советской культуры. Такими поэтами были многие из тех, о ком идет речь в этой статье, таким, в частности, был основоположник кабардинской поэзии Али Шогенцуков. За четыре десятилетия своей жизни — Али Шогенцуков родился в 1900 году и погиб в ноябре 1941-го — он столько увидел, изведал, сделал, что этого с лихвой хватило бы на несколько человек. Трудно назвать область культурной жизни Кабарды, в которой бы он не принимал участия. Народное образование и журналистика, разработка кабардинского алфавита и организация национального театра, радиокомитет и помощь начинающим литераторам. Но никогда Шогенцуков не выпускает из рук пера. Он создает стихи, поэмы, рассказы… А когда наступает час войны, идет на фронт.

В жизни и в поэзии А. Шогенцуков был неизменно верен клятве, провозглашенной им еще в 1924 году:

У каждого из поэтов — своя судьба, свои победы, удачи, срывы, заблуждения. И не любая строка способна прорвать пелену лет, засверкать при свете сегодняшнего дня. Но в наследии каждого стихи о Ленине — самые страстные, самые искренние, а потому и самые живучие. И когда мы восхищаемся нравственной стойкостью поэтов, их мужеством и непреклонностью, то понимаем истоки этих достоинств. Верность ленинским идеям, идеям революции и коммунизма делала поэта борцом и гражданином, определяла его творческое лицо и общественный облик.

Если можно говорить о типичной биографии поэта, формировавшегося в 20–30-е годы, то она почти всегда включала в себя учебу, практическую работу, журналистскую деятельность, поездки по стране. А едва прогремели первые выстрелы Великой Отечественной войны — фронт. Это подтверждается и биографиями поэтов, отдавших жизнь в боях за Родину, творчество которых не представлено в настоящем сборнике (Владимир Аврущенко, Вячеслав Афанасьев, Андрей Угаров, Джусуп Турусбеков, Константин Реут, Андрей Ушаков, Абдула Жумагалиев, Александр Ясный и др.).

Леонид Вилкомир, талантливый журналист, не считал себя поэтом и не печатал стихов. Лишь сейчас, много лет спустя после его гибели, мы знакомимся с его стихотворениями, столь характерными для 30-х годов. Для поэта не существует жизни вне того, чем живет народ, что создается крепкими руками рабочих и крестьян. Самые простые повседневные дела вызывают восхищение и подъем, идущие от сознания своей кровной им сопричастности.

В стихотворении «Горы» абхазский поэт Леварса Квициниа вспоминает прежних певцов этих мест Лермонтова и Хетагурова, — они бы теперь совсем по-другому писали о некогда «немытой России», и Коста, восклицавший: «Плачьте, горы!» — сказал бы: «Ликуйте, горы!» Л. Квициниа был талантливым и плодовитым поэтом. Все его творчество проникнуто восхищением перед своим временем, перед Родиной. Названия поэм и книг говорят о темах, волновавших поэта: «Ленин», «Ткварчелстрой», «Миллионы голосов», «Комсомол» и т. д.

Энтузиазм, окрыленность отличают поэтическое творчество поры довоенных пятилеток. С сердечным радушием, с неиссякаемым дружелюбием воспевал силу и мастерство человеческих рук, труд, преобразующий природу, Вадим Стрельченко. Это о нем говорил Юрий Олеша: «На примере Стрельченко можно еще раз установить, как важно для поэта иметь свою тему, знать, что хочешь сказать. Когда образы, сравнения, эпитеты, краски и мысли поэта бегут по струне единой темы, они приобретают особенную яркость: „хлопок и рис… эти нежные стебли труда“. Если бы Стрельченко не был проникнут пониманием того, что человек благодаря труду преобразует природу, то у него не родился бы такой смелый образ, в котором само понятие природы заменено понятием труда» [3] «Литературная газета», 1948, 10 января. .