Федор Сологуб - Том 7. Стихотворения

Так мне пела мама, и будила песней
  Сонного меня, –
И в сияньи веры был чудес чудесней
  Блеск живого дня!

Верил я, что жизни не напрасна сила
  У меня в груди.
Что-то дорогое, светлое сулила
  Жизнь мне впереди.

Так была понятна жизнь природы дивной
  В дни моей весны!
О, святая вера! О, восторг наивный!
  О, былые сны!

«И ты живёшь без идеала!
Бесцельна жизнь, в груди тоска!» –
Томясь печалью, ты сказала,
И я почувствовал: дрожала
В моей руке твоя рука.
«К былому, друг мой, нет возврата, –
Промолвил я, печаль тая, –
Поверил также я когда-то,
Пленённый буйством бытия,
Что к идеалам путь возможен,
Что блеск девичьих глаз не ложен,
И что верна любовь твоя!»

Так нежен был внезапный поцелуй
Счастливого нежданного светила,
Что ядовитых и печальных струй
В сияньи радостном душа не различила.

Восторженно я поднял к небесам
Мои глаза усталые и руки,
И вверил я предательским ветрам
Мечтательных напевов звуки.

Я рад забыть, что жизнь пуста,
И что близка суровая развязка.
Блести, звени, отрадная мечта!
Лелей меня, пленительная сказка!

  Он молод был и болен,
  Его томила нищета,
Но он судьбой своею был доволен.
Его утешила блаженная мечта,
Открывши мир, где блещет красота,
  Где люди радостны, как боги,
  Где краток лёгкий труд,
  Где отдых прячется в чертоги,
  Где наслаждения цветут,
  Где нет раба и властелина,
  И где неведома кручина.

Когда сходил он с неба своего
В наш бледный мир, мятежный и угрюмый,
С какой презрительною думой
  К нам обращался взор его!

О жизнь, умчи меня от скучных берегов,
От волн ленивых и ползучих,
В поток валов
Могучих!

Умчи мою ленивую ладью
В водоворот кипящий и опасный, –
Я в пену яркую одену жизнь мою,
Упьюсь борьбой неравной и прекрасной,
И яд тоски моей, безумной и неясной,
В ревущий зев стремнины изолью.

Состязаясь, толпа торопливо бежит,
И в ней каждый стремлением диким трепещет,
К этой чаше, которая ярко блестит
И в которой напиток губительный плещет.

За неё неизбывную злобу питать,
К ней тянуться по трупам собратий,
И, схвативши с восторгом её, услыхать
Стоны зависти злобной и вопли проклятий!

О безумная ложь! О бессмысленный грех!
Да не стоит она этих жертв изобильных,
Эта чаша с напитком, желанным для всех,
Но доступным лишь только для грубых и сильных.

Мечта любви неодолима.
Не жизнью мой навеян сон, –
С лазурной ризы серафима
Он горним ветром занесён.

Прикосновенье райской пыли
Глаза отрадою живит, –
Забыты низменные были,
И рай доступен и открыт.

Ночь июня, млея в ласке заревой,
Насмехалась гордо над моей тоской.

Смеючись тихонько с ивою влюблённой,
Лепетал ручей мне: «Уходи, бессонный».

Липка мне шептала: «Уходи-ка прочь,
Не смущай уныньем радостную ночь!»

И заря с полночи алою улыбкой
То же повторяла за зелёной липкой.

Крыльями тревожно ветер трепетал.
«Уходи, мечтатель!» – мне он прошептал.

Всё, что здесь я видел, пело хором стройным:
«Здесь не место думам злым и беспокойным».

В угрюмой норвежской долине,
Среди неприветливых гор,
Глубокое озеро плещет,
Заводит с утёсами спор.

Нет выхода скованной силе,
Но тайна глубокая в нём, –
И старцы преданий немало
Расскажут об озере том.

Кто хочет узнать свою долю,
Свершает старинный обряд.
Немногие делали это,
Не все возвращались назад.

Однажды задумчивый отрок,
Едва заалелся восток,
Спустил по скалам круторёбрым
На озеро утлый челнок,

Веслом от скалы оттолкнулся, –
И быстро помчалась ладья,
Колышась на зыби строптивой
И тёмную воду струя.

Горело лицо молодое,
Как пламя зари золотой,
И кудри вились золотые,
И очи пылали тоской.

Вот выехал он на средину,
И в лодку он бросил весло, –
Прислушалось горное эхо
И стук далеко разнесло.

И встал синеокий красавец,
Ладья закачалась под ним,
И поднял высоко, высоко
Он руку с кольцом золотым.

Он гордо воскликнул: «Для сердца
Нет в мире желанных утех!
Презренны забвенные слёзы,
Презрен и разымчивый смех.

Как это высокое небо,
Возвышенна тайная цель, –
Но жизнь для великого дела
Тесна, как моя колыбель.

Какой же дорогой идти мне,
И чем увенчать мне чело?»
Прислушалось горное эхо,
Далёко слова разнесло.

И, древний обряд совершая,
Роняет он в волны кольцо, –
Мгновенно суровая бледность
Его покрывает лицо.

И озеро вдруг зашумело,
И вертит ладью, и несёт,
Но отрок стоит, не колеблясь,
И видит он: что-то плывёт,

Чернея в волнах опенённых, –
И вот на дрожащий челнок
Волною плеснувшею брошен
Сплетённый из терний венок.

Затихли суровые волны,
И вновь заходипо весло, –
Прислушалось горное эхо
И плеск далеко разнесло.

И солнце взошло, озаряя
Улыбку на алых губах,
Венок на кудрях золотистых
И слёзы на синих глазах.

Невольный труд,
Зачем тобой я долго занят?
Мечты цветут, –
Но скоро сад их яркий вянет,

И прежде, чем успеп
Вдохнуть я тёплое дыханье,
Их цвет багряный облетел
В печальной муке увяданья.

Очи тёмные подъемлет
Дева к небу голубому,
И, на звёзды глядя, внемлет
Чутко голосу ночному.

Под мерцаньем звёзд далёких,
Под блистающей их тайной
Вся равнина в снах глубоких
И в печали неслучайной.

Тихо, робко над рекою
Поднимаются туманы
И ползучею толпою
Пробираются в поляны.

У опушки тени гуще,
Лес и влажный, и дремотный.
Смотрит страх из тёмной кущи,
Нелюдимый, безотчётный.

К старику-отцу подходит
Дева с грустною мечтою
И про небо речь заводит:
«Беспредельность предо мною.