Федор Сологуб - Том 7. Стихотворения

Никто не узнает моей глубины,
  Какие в ней тёмные сны,
    О чём.

О, если бы кто-нибудь тайну открыл,
  И ярким её озарил
    Лучом!

Не я эту долю притворства избрал,
  Скрываться и лгать я устал
    Давно.

Но что же мне делать с безумством моим?
  Я чужд и своим и чужим
    Равно.

Готов я склониться пред волей иной,
  Любою дорогой земной
    Идти.

Но строги веления творческих сил.
  Начертаны вплоть до могил
    Пути.

Всю жизнь меня медлительно томила
  Любовь к иному бытию.
Я скоро к вам, жемчужные светила,
  Направлю алую ладью.

И говорит мне тёмный голос ныне,
  Что надо жизнь перенести,
Что нет иных путей к святыне,
  Что я на истинном пути.

В душе моей затхлая мгла.
В ней древо соблазна сокрыто.
Цветенье его ядовито,
Отравлена злая смола.

Колышатся ветви, как тени,
И листья на них не шумят,
И льётся больной аромат
Печали, истомы и лени.

И если восходит луна
Над мёртвой моею пустыней,
На ветвях повиснувший иней
Осветит печально она.

Внизу же, где шепчутся воды,
Где всходит таинственный ствол,
Сидит, безобразен и гол,
Растленный хулитель природы.

Пойми, что гибель неизбежна,
  Доверься мне,
И успокойся безмятежно
  В последнем сне.

В безумстве дни твои сгорели, –
  Но что тужить!
Вся жизнь, весь мир – игра без цели!
  Не надо жить.

Не надо счастия земного,
  Да нет и сил,
И сам ты таинства иного
  Уже вкусил!

Привиденья нас боятся
Иль стыдятся, может быть,
И порою к нам стремятся,
Но не могут с нами жить.

Мы ли бешены и злобны
Иль на них печать суда?
Мы же им во всём подобны,
Кроме знака: «Никогда».

Веришь в грани? хочешь знать?
Полюбил Её, – святую девственную Мать?
Боль желаний утоли.
Не узнаешь, не достигнешь здесь, во мгле земли.

Надо верить и дремать
И хвалить в молитвах тихих девственную Мать.
Все дороги на земле
Веют близкой смертью, веют вечным злом во мгле.

Грешник, пойми, что Творца
  Ты прогневил:
Ты не дошёл до конца,
  Ты не убил.

Дан был тебе талисман
  Вечного зла,
Но в повседневный туман
  Робость влекла.

Пламенем гордых страстей
  Жечь ты не смел, –
На перёкрестке путей
  Тлея истлел.

Пеплом рассыплешься ты,
  Пеплом в золе.
О, для чего же мечты
  Шепчут о зле!

Не смейся над моим нарядом,
Не говори, что для него я стар, –
Я зачарую властным взглядом,
И ты познаешь силу чар.

Я набекрень надвину шляпу,
Я плащ надену на плечо, –
Ты на плече увидишь лапу, –
Химеры дышат горячо.

С моим лицом лицо химеры
Увидишь рядом ты.
Ты слышишь, слышишь запах серы?
И на груди моей цветы.

Кинжал. Смеёшься? Стары ножны?
Но он увёртлив, как змея.
Дрожишь? Вы все неосторожны.
Я не смешон. Убью. Безумен я.

О, жалобы на множество лучей,
И на неслитность их!
И не искать бы мне во тьме ключей
От кладезей моих!

Ключи нашёл я, и вошёл в чертог,
И слил я все лучи.
Во мне лучи. Я – весь. Я – только бог.
Слова мои – мечи.

Я – только бог. Но я и мал, и слаб.
Причины создал я.
В путях моих причин я вечный раб,
И пленник бытия.

О, злая жизнь, твои дары –
Коварные обманы!
Они обманчиво пестры,
И зыбки, как туманы.

Едва успеет расцвести
Красы пленительной избыток,
Уж ты торопишься плести
Иную ткань из тех же ниток.

И только смерть освободит
Того, кто выпил кубок тленья,
Твоё усердие спешит
Воззвать иные поколенья.

О, смерть! О, нежный друг!
Зачем в твои чертоги
Не устремятся вдруг
И земнородные, и боги?

Солнце светлое восходит,
Озаряя мглистый дол,
Где ещё безумство бродит,
Где ликует произвол.

Зыбко движутся туманы,
Сколько холода и мглы!
Полуночные обманы
Как сильны ещё и злы!

Злобы низменно-ползучей
Ополчилась шумно рать,
Чтоб зловещей, чёрной тучей
Наше солнце затмевать.

Солнце ясное, свобода!
Горячи твои лучи.
В час великого восхода
Возноси их, как мечи.

Яркий зной, как тяжкий молот,
Подними и опусти,
Побеждая мрак и холод
Заграждённого пути.

Тем, кто в длительной печали
Гордой волей изнемог,
Озари святые дали
За усталостью дорог.

Кто в объятьях сна немого
Позабыл завет любви,
Тех горящим блеском слова
К новой жизни воззови.

Нерон сказал богам державным:
«Мы торжествуем и царим!»
И под ярмом его бесславным
Клонился долго гордый Рим.

Таил я замысел кровавый.
Час исполнения настал, –
И отточил я мой лукавый,
Мой беспощадно-злой кинжал.

В сияньи цесарского трона,
Под диадемой золотой,
Я видел тусклый лик Нерона,
Я встретил взор его пустой.

Кинжал в руке моей сжимая,
Я не был робок, не был слаб, –
Но ликовала воля злая,
Меня схватил Неронов раб.

Смолою облит, на потеху
Безумных буду я сожжён.
Внимай бессмысленному смеху
И веселися, злой Нерон!

Кто-то ходит возле дома.
Эта поступь нам знакома.
  Береги детей.
Не давай весёлым дочкам
Бегать к аленьким цветочкам, –
  Близок лиходей.

А сынки-то, – вот мальчишки!
Все изорваны штанишки,
  И в пыли спина.
Непоседливый народец!
Завели бы хороводец
  В зале у окна.

«Что ж нам дома! Точно в клетке».
Вот как вольны стали детки
  В наши злые дни!
Да ведь враг наш у порога!
Мать! Держи мальчишек строго, –
  Розгой их пугни.