Николай Векшин - Стишки и в шутку и всерьез

Самое трудное в жизни – увидеть;
Вроде бы – просто, глаза не на лбу.
Я не хочу никого тут обидеть —
Ни мудреца, ни царя, ни балду.

Слепы мы все от рожденья до смерти,
Тычемся словно слепые щенки.
Лики чужие плывут в круговерти,
Не помогают монокль и очки.

Пялимся, тужимся пристальным взором,
Чтоб за витриной почувствовать дар.
Глазки и губки, бюстгальтер с узором…
Мы лицезреем лишь внешний товар.

Мимика, жесты, слова и молчанье
В образе милом нас вводят в обман.
Чувственность, вдруг окатив колыханьем,
Всех загоняет в любовный туман.

Вскоре прозренье реальностью входит.
Гневом пылает взаимность обид.
Мы от прозренья к презренью приходим,
Пеплом развеяв страдания стыд.

Я больше не поверю никому,
Не потому, что верить это глупо.
А просто не охота самому
В петлях надежды стать живущим трупом.

Жил на свете славненький Дракоша.
Был он шибко тихий, милый и хороший.

В ВУЗе дюже умным слыл, неслабым эрудитом.
Вскоре стал ученым, прогрессивным, знаменитым.

Встретилась ему прекрасная принцесса.
Втрескался он так, что не находит себе места.

Ходит наш Дракоша, словно пьяный бобик;
Сделался задумчив, грустно морщит лобик;

Пышет жаром и вздыхает от любви истомы.
Прочие симптомы каждому знакомы.

А принцесса-дива молвит так игриво:
«Слишком ухажерчик страшный, не красивый».

И ушла принцесса в солнечные дали.
И погиб Дракоша. Сдох он от печали.

А у басни этой есть мораль простая:
Если ты Дракоша, убежит любая.

Да, умирают телом люди все,
И даже гении, живущие как боги.
Бессмертна мысль, дарующая свет,
И дух, глядящий ввысь, а не под ноги.

В левую руку возьму я привычную клавку,
В правую – мышку и в комнате выключу свет.
Не привлекают меня ни авто, ни бутылка.
Я у компьютера в рабстве уже много лет.
Щелкну по клавише, словно курком, весь на взводе,
Стр е лки забью и двоично ускорю игру.
Стал я как гений: велик, всемогущ и свободен.
Байтово-битно я насмерть врагов замочу!

Жениться —
Это вам не в бане помыться.

Если уж жениться,
То на такой, чтоб не хотелось застрелиться.

Монах с монахиней поженились,
Да вдвоем и утопились.

Я женщину славлю, которая есть,
Но трижды – которая будет!

На даче Пчелка варенье варит,
Свой бюст открывши для Трутня взора.
А тот пыхтит и слюнки пускает,
Забыв обо всём, даже про Рабиндраната Тагора.

Жужжит тревожная пчела.
Она меня весь день кусала.
И в ночь не спит, хотя устала,
Зудит и в брюшке прячет жало,
И машет крылышками, тля.

Она слюною брызжет зря
И что есть сил меня ругает,
Себя же – эльфой представляет,
Возмущена, изнемогает,
Нектаром дышит на меня.

Она пищит, что я ленив,
Что глуп, как трутень, молчалив,
Нерасторопен, некрасив
И почему-то не ревнив,
И подозрительно спокоен.

Возможно, я неладно скроен,
Неповоротлив, не достоин
Ее – принцессы! Нам обоим
Нет счастья. Жаль, что я не воин;
Я отвернулся и – заснул.

А пчелка рухнула на стул
В усталом тихом утомленье
От безнадеги невезенья.
Теперь – конец стихотворенью.
Мораль я ловко развернул…

Основа жизни не квадрат, не круг,
Не треугольник, эллипс иль диагональ.
Всему основа среди всех фигур —
Великая безликая спираль.

Земля и та – закручена, петляет,
Пружинкою пронизывает даль.
Так геометрию евклидову шутя ниспровергает
Великая насмешница спираль.

И жизнь моя похожа на спираль:
В который раз на грабли наступая,
Я думаю, что вот он, вот он мой Грааль!
И по виткам наверх ползу, в трудах изнемогая.

За всё благодаря упругую спираль,
В бутылку вновь я штопор загоняю.
И вновь мне грезится таинственная даль,
И снова жизнь с улыбкой принимаю.

У кого язык сладок,
Тот на пакости падок.

Не прыщавых бойся,
А слащавых.

Я, как замотанный бедуин,
Тащу на своем хребте улитку свинцового груза
И думаю: «Зачем все это? Разве кому-нибудь нужно?»

Что ж, понять смысл всегда трудно.
Но можно.
Продираясь сквозь глину жизни,
Тащу свое тело. И дело.
Не бросить. Глупо было б.

Да, продираться
Рад я стараться.

Смешно и нелепо,
Что когда-нибудь кончится это.

Передо мной экран мерцает,
Средь клавиш мечется рука…
В наш век поэт не каждый знает
Благословенный скрип пера!

Секс без причины —
Признак дурачины.

Хотя и без причины,
Но – радость для дивчины.

На волнах и пене перестройки
Прохиндеи ловко выплыли наверх.
Кабаки, бордели и помойки
Отражают их нешуточный успех.

Хапали активно, хладнокровно,
Позабыв про совесть и про стыд.
Воровали, грабили убойно.
Нынче каждый сыт и знаменит.

Важные, крутые, деловые
Паутиной липкой оплели,
Отсосали соки у России
И следы умело замели.

Пухленькие алчные вампиры
Сытенькими щечками блестят.
С жиру бесятся банкиры и кумиры.
А в деревнях – черствый хлеб едят.

Сладкими коварными словами
Заманили из болота в адский рай.
Да, сильна Россия дураками.
Подлецам тут благодатный край.

Народ рукоплескал.
Вождь благодушно улыбался.
А мудрец смеялся.

Уж много лет идёт расправа…
В стране бардак и геноцид.
Дебилы рукоплещут: «браво»!
И президент, как царь сидит.

Слова он верные талдычит,
Вперед (не в зад) зовет народ.
Любое дело обезличит.
Трубит, гудит, как пароход.