Николай Векшин - Трансцендентная сингулярность души (сборник)

«Читаешь про коммунизм на отдельно взятом острове!?», – ехидно-доброжелательно кивнул поручик на книгу «Робинзон Крузо», лежащую на столе.

«Само собой», – неосмотрительно подтвердил Иван. Отличная книга. Неделю назад он экспроприировал её у одного буржуя в Екатеринбурге, но не успел до конца прочитать.

«Само собой? Веришь в коммунизм?» – многозначительно переспросил поручик, и лицо его стало недружелюбным.

«Верю в то, что когда-нибудь все люди заживут по-человечески и построят мир, где не будет эксплуатации», – ответил Иван честно, но достаточно осторожно.

«Чё-то он шибко грамотный для солдата…» – грозно произнёс пожилой есаул, отирая со лба пот и грозно шевеля роскошными усищами.

«А он не солдат, он матрос! Глянь, тельняшка торчит!» – радостно воскликнул кто-то наблюдательный.

Иван машинально одёрнул косоворотку, но через дырку на плече (вот, чёрт, всё некогда зашить!) отчётливо виднелись полоски. Тельняшку он носил старую, авроровскую. Их была дюжина матросов с «Авроры», кто в 1918 году снялся с крейсера и отправился на бронепоезде на Южный фронт. А через год Ивана откомандировали сюда, в родные места, к уральским партизанам.

«Документики у тебя, товарищ матрос, имеются?», – с многозначительным ударением на «товарищ» и «матрос» спросил есаул, недобро прищурившись.

Иван покорно вытащил из кармана удостоверение и протянул ему, так как понимал, что всё равно шила в мешке не утаишь.

Есаул глянул в документ и стал, шевеля губами, медленно беззвучно, про себя, читать. Глаза его полезли на лоб. Ещё не веря в такую удачу, он восхищенно озвучил вслух: «Комиссар 1-й бригады!»

Офицеры оживлённо зашумели.

Есаул, придя в себя от изумления, крикнул с ненавистью: «Ах ты, сволочь!» Он яростно швырнул документ, с грохотом вскочил со стула и, выпучив безумные глаза, выхватил шашку из ножен.

Иван не успел бы увернуться, но поручик ловко перехватил есаулову руку: «Погоди, Михаил, не горячись. Надо разобраться».

«Что?! Разобраться!? В петлю этого гада! Повесить!» – заорали дружно офицеры вослед есаулу.

«Погодите, это успеем. Давайте сначала кое о чём его спросим», – веско возразил поручик. И, хотя рядом было двое старших по званию, они почему-то согласились.

Шум быстро утих. Поручик, изучающим взглядом оценивая Ивана, поднял удостоверение, сунул в карман и насмешливо спросил: «Ну-с, уважаемый Иван Евгеньевич, пожалуйста, проинформируй нас, куда ушли твои краснозадые товарищи? Не на Алапаевск ли двинулись?»

Комиссар пожал плечами.

Тут к нему вновь рванулся есаул и хрястнул кулачищем в лицо. Хорошо, не рубанул шашкой. В голове Ивана аж потемнело.

Очухался на полу. Над ним склонился поручик и сочувственно пояснил: «Лучше будет что-нибудь ответить. А то Миша у нас человек горячий. Может даже кишки выпустить. Не хотелось бы на это смотреть».

Комиссар тяжело поднялся и, ощущая неприятный металлический привкус крови во рту, выплюнул сломанный зуб вместе с фразой: «Не знаю, куда ушли. Но даже если б знал, не сказал. Об одном прошу: не вешайте, расстреляйте».

Офицеры снова зашумели. «Тихо, тихо!», – чуть повысив голос, остановил их поручик. Он встал и кивнул есаулу: «Идём со мной. Пустим комиссара в расход, согласно его пожеланию».

Некоторые офицеры тоже стали было собираться, но начальник властно и сердито остановил их: «Что, на кровушку охота поглазеть? Не нагляделись ещё? Всё мало?»

Есаул вывел пленного на крыльцо. Поручик вышел следом. Во дворе хозяйничали казаки и солдаты. Одни обхаживали коней и щедро кормили их, наполняя ясли овсом, другие споро разделывали у сарая тушу заколотой свиньи.

Иван поёжился от утреннего холода и волнения. Мысленно представив себе, что мог быть в избе зарезан, он испытал благодарность к поручику за то, что тот не допустил зверской расправы и что он будет убит по-человечески – расстрелян.

«Что, комиссар, страшно? Не охота помирать?» – иронично спросил поручик, закуривая папироску.

«Ваша правда», – согласился приговорённый.

«Небось, до победы коммунизма хотел бы дожить», – сквозь зубы усмехнулся поручик, благостно затягиваясь и пуская дым.

«Хотел бы. Товарищи мои доживут. Победа народная уже скоро», – ответил Иван, понимая, что терять уже нечего.

«Ну, это ещё поглядим, чья возьмёт. А вот твоя ревностная служба быдлу сейчас может закончиться», – бросил поручик через плечо и спустился с крыльца.

Арестованный двинулся за ним. Есаул, громыхая сапогами, топал сзади.

«Они не быдло. Они – люди. А вот Ваша служба ради чего? Получить новый чин? Не слишком-то ценит Вас господин Колчак, если Вы всего лишь поручик, а не полковник», – вдруг выпалил Иван, не удержавшись.

Тот приостановился, зло поиграл скулами и процедил: «Был полковник. Разжалован». – «За что?» – «За неисполнение приказа». – «Какого?» – «Какая разница! Впрочем, если это согреет твою комиссарскую душу, отвечу: отказался выполнять приказ Верховного о сожжении красных деревень. Доволен?»

Комиссар понял, что собеседник дорожит понятием офицерской чести. Вот почему он не дал растерзать арестованного, а ведёт на расстрел.

Тем временем они вышли за околицу и спустились к оврагу. Всю дорогу поручик шел чуть впереди и курил, а есаул тяжело с одышкой пыхтел, шествуя позади.

Овраг весь сверкал в лучах восходящего солнечного диска, серебрясь капельками росы на траве и паутиной на кустах. Роскошное солнце одаривало собой всё окрест. В деревне сдуру закукарекал петух, чудом оставшийся в живых и при красных, и при белых. Докукарекается… Высоко в небе кружил коршун или ворон. Эх, жизнь! Прощай!

Поручик остановился и приказал: «Нет, не поворачивайся. Стой лицом к оврагу».

Приговоренный услышал за спиной злобный голос есаула: «Ваше благородие, разрешите я его располосую!»

Спина комиссара похолодела, ноги ослабли.

Голос поручика прозвучал как спасение: «Нет. Сначала я разряжу в него обойму, а потом ты добьешь, если что».

Тело приговорённого стало непроизвольно трястись противной мелкой дрожью. Иван сжал зубы и, пытаясь перебороть страх, постарался успокоить сам себя. Держись. Ещё минута. Ничего, все люди когда-нибудь умирают. Не ты первый. Только бы не погибнуть позорно!

Сзади раздался насмешливый вопрос поручика: «Может, есть последнее желание?»

«Чтобы мы победили вас, гадов!» – стуча зубами от волнения и ненависти выпалил комиссар.

Грохнул выстрел. Иван не ощутил боли. Раздались ещё два хлопка. И вновь приговорённый ничего не почувствовал. Стрелявший что – промазал? Не может быть! Иван обернулся.

На траве в двух шагах от него, брюхом вниз, распластался есаул. Шашка зажата в руке, вытянутая к комиссару в последнем зверском усилии. Затылок разворочен в куски. Оттуда обильно текла кровь. Роскошные усы обвисли и обагрились.