Николай Векшин - Три с половиной мушкетера (сборник)

Свет твоих глаз!
Кружево легких движений…
Ты дала шанс
Каждому, кто подходил…

Здесь и сейчас
Я – зритель, а ты – на сцене.
Не в первый раз
Вальс ты танцуешь с другим.

Он как паяц.
Но ты прильнула к партнёру.
В вальсе есть фальшь.
В зале свободных нет мест.

Он любит фарс.
Лучше дала бы ты дёру.
Кончится вальс —
Он тебя заживо съест.

Я на охоте птичку подстрелил.
Она рванулась в небо. Но без сил
Упала камнем вниз. Я подбежал,
Но птичку на снегу не увидал.

Добычи в сухостое тоже нет…
Сегодня постным будет мой обед.
И тут мне мысль престранная пришла,
Что эта птичка – чья-нибудь душа.

И сердце защемило вдруг в груди.
Ах, птичка, ты меня прости!
Угас во мне охотничий азарт.
Я осознал, что смерть – жестокий факт.

Когда-нибудь и я, как птичка та,
Рванусь в последнем крике, где черта,
Которая итог мой подведёт.
И на земле меня никто уж не найдёт.

Судьба всё шутит надо мной:
Одарит щедро чем-нибудь
И – тут же отберёт, с бедой,
Оставив на душе лишь муть.

Я заработал миллион;
Его я вскоре потерял.
В науке я открыл закон,
Но конкурент его украл.

Мой верный друг вдруг стал врагом.
Таков судьбы был приговор.
Тот друг давно ходил в мой дом,
Но в спину нож вонзил легко.

Я видел в женщинах людей
И порывался их любить.
А находил всегда бл@дей,
Которых хочется убить.

Судьба смеется надо мной.
Я черный юмор оценил
И не ищу судьбы иной:
Я эту стерву полюбил.

Котом не съеденная маленькая Мышка
Обидчику решила отомстить.
Она полезла в драку, как мальчишка,
Чтобы Кота как следует побить.

Она Слоном себя вообразила
И навалилась телом на Кота.
Она его лупила-молотила
Во все причинно-уязвимые места.

Кот от щекотки замурлыкал сладко
И сладострастно обнял эту Мышь.
У ней дыханье спёрло: «Хам прегадкий!
… (она ругнулась). Что со мной творишь!?»

– «Так ты ж сама дружить со мной хотела:
Ходила в декольте, вертя хвостом.
А нынче подросла душой и телом.
Я ж не монах, сидящий под кустом!»

И Мышь с Котом так крепко подружились,
Что Мышка стала Кошкой. А потом
У них такие детки уродились,
Что ни сказать, ни описать пером!

Когда боксёр по морде получает,
То он не удивляется «за что!?»
На ринге он характер закаляет.
И телу все удары – нипочём.

А вот когда по жизни (не на ринге)
Судьба ему врезает прям под дых,
Он изумляется. Тут в челюсть бьют ботинком…
«Так не по правилам!», – он сердится, кричит…

Наивный! Он, увы, не понимает,
Что в жизни нету правил никаких.
И по зубам, и в пах судьба ударит,
Хоть прав или не прав. Боксёр, держись!

Не расслабляйся! Стань покрепче в стойку!
Упал – вставай! И бей точнее в цель.
Тебя не ждёт ни пенсия, ни койка…
Не победит тебя ни враг, ни даже смерть!

В рудниках добывался в породе холодный металл.
Из руды извлекался он жаром большого огня.
И горячий железный ручей из печей вытекал.
И ковалось оружие, грозною сталью звеня.

И холодный клинок пополам черепа рассекал.
Пистолет нагревался, стреляя без промаха в цель.
Автомат был горячим и жадно патроны глотал.
Пулемёт раскалялся, дымясь. И косила всех смерть.

Кто убит был, тот телом своим навсегда остывал.
А винтовку его забирал себе кто-то другой.
И горячий свинец всё со свистом вокруг поливал.
И холодный металл согревался живою рукой.

И под шквалом снарядов противник позорно бежал.
Самолёты бомбили. И танки рычали «вперёд!»
И броня так надёжно крепка была и горяча,
Что народ шел войною всегда на соседний народ.

Победитель кровавый заклятых врагов побеждал.
И война повторялась веками, опять и опять.
И горячим опять становился холодный металл.
И над трупом над каждым рыдали вдова, дочь и мать.

Как бы я любил тебя!
Каждые четыре дня.
Чаще мог бы: через день.
Было б мне с тобой не лень…
Или даже ежедневно
Я б ласкал тебя, наверно.
Не растрачен сладкий пыл?
Дважды в день хватило б сил.
Каждый раз – по три часа.
Ты б в оргазмах была вся!

Не могу тебя понять:
Ты к другому – прыг в кровать!
Он – болтун средь сись и пись.
Вот теперь с ним и @бись!

Я по краешку скольжу,
В бездну весело гляжу.
И, угрозу затая,
Бездна смотрит на меня.

Не боюсь я бездны той,
Пока сильный и живой.
А когда в неё свалюсь,
Верю, что не об@ссусь.

Бездна – чёрная дыра,
Где одна лишь пустота.
Пустоты бояться – глупо.
Страх – вот истинная мука.

Ничего я не страшусь.
Жизнь конечна? Ну и пусть!
Я на краешке стою,
В бездну весело плюю.

Вот отправлюсь к тайванькам! Всё брошу к чертям!
Пусть останутся Танька и Манька
Без меня. И – конец всем соплям!
Я свободен, как рыба таранька!

Я тряхну плавником, поплыву в океан.
Вместо ног я хвостом стану двигать.
А пиджак со штанами я скину к фигам,
Чешуей обрасту тут же мигом.

Словно сказочный рыб приплыву на Тайвань.
Там по берегу – пальмы, кокосы…
И тайваньки нагие нырнут в океан —
Загорелы, стройны и раскосы.

И, увидев меня, они влюбятся все
В мою умную добрую морду.
И на пляжа песчаной прибрежной косе
Я вернусь в свою прежнюю форму.

Там с тайваньским гаремом я счастье найду.
Нарожают они мне рыбёнков.
И во всём я достигну собой глубину.
И баблом обеспечу потомков.

А те дуры, которых я бросил навек,
Пусть утрутся своими слезами!
И пускай осознают, что я – человек,
А не рыба без чувств и не раб их.

В жизни важно женское начало.
Всё живое в муках рождено.
Женщины любого воспитают.
Им вообще преграды нипочём!

Женское повсюду процветает:
В доме, яслях, школе и быту.
И семей без женщин не бывает.
И без баб не славят красоту.

Женщина – надежда и опора,
Цель и вожделенье – всё в одном.
И когда жена глядит с укором,
Муж цветы ей дарит вечерком…