Николай Векшин - Три с половиной мушкетера (сборник)

Женщины, по сути, правят миром.
Царственный надет на них венец.
Но исчезло бы их царство мигом,
Если б не стоял мужской конец! ☺

Если есть большое сердце,
Ему хочется любви.
В мозге нет открытой дверцы,
Чтоб любовь могла войти.

Сердце бьётся в ожиданьи,
Позабыв про все рубцы.
Но сердечные страданья
Мозгу кажутся смешны.

Мозг с усмешкой восклицает:
«Ты кретин! Гормонов раб!»
Сердце гордо отвечает:
«Ты хоть умный, но не прав».

Мозг смеется: «Это ж глупо —
Волноваться и любить.
Ведь измена иль разлука
Могут чувство вмиг разбить».

Сердце радостно забилось,
В резонанс с другим войдя.
И у мозга мысль родилась:
«Глупо жить лишь не любя!»

Четыре женщины признались мне в любви.
Их всех внезапно как-то дружно прорвало.
Спасибо вам, хорошие мои!
Но моё сердце пятой отдано.

Да вот беда: я ей ни капельки не мил.
Она другого любит уж давно.
Он штук полсотни обманул и совратил.
Она не видит, что по сути он мурло.

Я у неё в запасе. Мучит сплин;
Восторженно молчу при ней без слов.
Я как шестерка. Дожил до седин,
Но вляпался по глупости в любовь.

У чувств не требуйте логических причин!
Хоть в сотый раз влюбляясь вновь и вновь,
Любой из нас урок не получил,
Что безнадёжна всякая любовь.

Она и он. Два тела. Две души.
Почти во всём между собой не схожи.
Случайно встретились. И замерли в тиши.
И вдруг влюбились страстно, аж до дрожи.

И чувство единения во всём
Влюблённых обоюдно посетило.
И так им хорошо было вдвоём,
Что под телами их земля поплыла.

И закружилось небо в блёстках звёзд.
Вселенная открыла им объятья.
И ангел поздравление принёс.
И изнутри их распирало счастьем.

В просторах мироздания, сдурев,
Галактики, вальсируя, кружились.
Созвездья в небе Козерог и Лев
Над парой той молитвенно склонились.

И Бог пролил от радости слезу.
И пела гимн восторженный природа…
Но утром вся любовь исчезла вдруг.
И разбежались быстро два урода.

Козу перед собой увидев молодую,
Козлище старый вдруг почуял похоть в теле.
Как соблазнить ему красавицу такую?
Ведь сам был неказист и сив, как мерин.

Козёл, умом особым не блистая,
Хитёр и ласков был со слабым полом.
Козу он заманил в тепло сарая.
Капусту ей сулил изящным словом.

Коза, развесив уши, вся сомлела.
Козлище ловко сзади взгромоздился.
Коза такого счастья не хотела…
Козёл пыхтел, пердел, в экстазе бился…

Измучил Козочку. И сам без сил остался.
Она решила: «Мне такой не нужен.
Хотя он весь вспотел, когда старался,
Но толку – нуль от этакого мужа».

Коза была развратна и блудлива.
Ушла к другому, кто был помоложе.
Она капусту искренне любила,
Но не хотела спать с поганой рожей.

Козлище вслед ей долго страстно блеял.
Она в ответ: «Я ста козлам давала!
Мне каждый вымя мял и семя сеял.
Но никого козлей тебя я не видала!»

В сей басне нет особенной морали.
Козлы всегда молоденьких хотели,
Но силы не всегда соизмеряли…
Рога – награда в их бесславном деле.

Однажды две гордые сиськи
Сказали: «Не трогайте нас!
Кончайте нас лапать и тискать!
Мужчины, мы здесь не для вас!

Не созданы мы на потеху!
Набухнуть хотим молоком.
Младенца вскормить в человека —
Вот наш от рождения долг.»

Мужчины тотчас охладели.
А сисек загрызла тоска.
Они безнадёжно висели,
Ни капли не дав молока.

Какая мораль этой басни?
Не слушайте женщин, друзья!
Они тем горды чем прекрасны.
И сиськи у них не зазря!

Я тараканов увидал у Вас.
Они из всех щелей ползли наружу.
Мне с ними не понравился пейзаж.
Я никогда не стану Вашим мужем.

Мне Ваши тараканы ни к чему.
Ведь у меня своих вполне хватает.
Я поражаюсь своему уму,
Когда они все дружно вылезают.

Жевалами привычно шевеля,
Они шуршат. И лезут в нос и уши.
И мысли мои буйно шелестят,
Тоской вселенской наполняя душу.

Прогнать я тараканов не могу.
На «кыш!» они спокойно двигают усами.
А дихлофос почуя за версту,
Они убить меня готовы сами.

Давить я их не буду, так как Вы.
Я не люблю жестокого насилья.
Но и принять их с Вами я, увы,
В свой тараканий симбиоз не в силах.

Вам я благодарен за любовь.
Но в ответ не ждите ничего,
Кроме теплых дружественных слов.
Сердце моё пеплом холодно.

Полюбить не в силах я никак
С той поры, когда я был влюблён.
Вёл себя как редкостный чудак.
И за это был испепелён.

Я обжегся так, что обгорел.
Больше не поверю никому.
Я навек застыл и омертвел.
Мне лишь снится, что ещё живу.

Глупо старый пепел ворошить.
Невозможно вновь наивным стать
И кого-то пламенно любить,
Верить и несбыточного ждать.

Ангельские милые черты,
Тихий голос, блеск чудесных глаз…
Всё снаружи – блёстки мишуры.
Побрякушки это не алмаз.

Ты восхитительно краснела,
Когда я весело шутил.
Ты волновалось, словно дева.
А я тебя боготворил.

Изящна, гибка, миловидна…
Кокетство было – просто так.
Ты забавлялась, очевидно.
А я влюбился, как дурак.

В карман за словом ты не лезла.
Твой острый ум я оценил.
Хоть я держался как профессор,
Но еле сдерживал свой пыл.

Однажды ты проговорилась,
Что есть любовник у тебя.
А я бесстрастным притворился,
Дебилом чувствуя себя.

И ты обиделась до жути,
Что за тебя я не борюсь.
Я не кобель, хотящий суки.
От адюльтера воздержусь.

Я устал от проблем, от забот, от людей и от жизни.
Я смертельно устал, но всё же шагаю вперед.
А усталость, как гиря, на шее свинцовою тяжестью виснет.
И душа вся трепещет, и бьётся как рыба об лёд.

Не хочу ничего: ни побед, ни успеха, ни славы.
Не желаю ни денег, ни должностей или наград.
Мне не жаль ни себя, ни других, ни остатков великой державы,
Где народ, словно быдло, подачке бессовестной рад.