Олег Лекманов - Русская поэзия в 1913 году

Пусть будет море нам могилой,
А все ж «Варяг» не будет взят…

Как не скорбеть за эти жертвы боя,
За эти ужасы случайностей войны,
Где гибнут родины безмолвные сыны,
Сраженные изменчивой судьбою?!

Рука ль моя ты, рученька,
В Манчужурии земле.
Безрукенького, ноченька,
Баюкай и лелей.

Как бедная чайка над сирым гнездом,
Так мысль моя ныне грустит об одном,
И в горьких слезах повторяет она
Позорное, страшное слово – война.

В чем бессилен Крупповский снаряд –
Ты танцуя проскользнешь!

В немой тиши, среди полей,
Когда мечтает чуткий сад,
Я слышу залпы, взрыв гранат
И стоны гибнущих людей.

На радость нам – врагам на горе
Ручьи славян с родных Балкан
Сольются дружно в Русском море,
С ним образуя океан.

Малютка-Сербия сумела показать,
Что не страшна ей Австрия-старуха…

Темной лентой, вереницею.
Без конца, за рядом ряд
Войско резвою Марицею
Шло в суровый Цареград.

Он грудь открыл – в ней были раны, –
Удары пули и штыка…
Он защищал в бою Балканы!!
И грудью шел он на врага!!

Меж тем, там льется кровь, горят родные села,
Неконченых работ оставлены дела;
Чтоб узел разрубить их векового спора,
Славянская семья на смертный бой пошла.
Там где-то на горах, там где-то на Балканах,
Идут, идут опять отряды орд диких,
Чтоб показать еще на близких нам славянах
Вражду свою к Кресту, к свободе для других…

Теперь довольно жертв мученья
Коварно-злобных мусульман;
Раздайся грозный голос мщенья
За кровь невинных христиан!..

В бой за волю, в бой кровавый
Мы спешим издалека.
Все идем на смерть, быть может,
Но назад уж никогда.

Здесь, опьянен огромностью мечтаний,
склонялся лоб вольнолюбивой Тани,
и с завистью к летящей в небе птице
она мечтала о большой столице,
о миллионов побежденном горе,
о Шлиссельбурге, Степняке, терроре,
о курсах Лесгафта, о чем-то красном,
о чем-то лучезарном и неясном…

Но час придет, – и новый Муций
на пламя руку возложу,
иль шею протяну ножу
в годину шумных революций.

Разве можно молчать, когда стоны людей
По отчизне родной раздаются?..
Разве можно смотреть, со спокойной душой,
Когда слезы рекой везде льются?

Дитя мое, пышную елку
Не в силах устроить тебе…
Мы после ту елку добудем
В труде и упорной борьбе.

В Пресненском доме четырнадцать было
Запертых в камере вместе со мной.
Песни веселые пели уныло…
Молча сияла весна за стеной…

Надо быть поэтом нежным,
Но при встрече с гнетом черным
Надо в песне быть мятежным –
Непокорным, непокорным!

Светло звучал напевный гром
О буревестнике свободном,
И на ристалище народном
Братался барин с босяком;
В те дни кровавых баррикад,
Переходя к делам от песни,
Не строил с ужасом на Пресне
Ожесточенный демократ.

В прошлом видишь страницы кровавые,
Нитью красною шьются теперь…
Но стучись – и отворится дверь,
И падут с пьедестала лукавые.

Ваши действия грубы, вульгарны,
Ваши помыслы – подлы, коварны, –
Вы отраву несете народу –
Вы казните святых за свободу…

Кляну я своих палачей –
Проклятие бьется о камень,
И гаснет в душе моей пламень
Под звуки проклятых цепей…
Кляну я своих палачей.

Я высоко свободы знамя
Там разверну среди снегов,
На зло наглеющих врагов
И подо льдом взовьется пламя!

Слышишь стон? Не средь барских палат
Эти звуки нашли свой приют.
Это тяжкие цепи звенят,
Это люди по тюрьмам поют.