Генрик Ибсен - Драмы. Стихотворения

Пророк и властитель!

Что надо рабыне?

К шатру собрались все воины рода,
Желая взглянуть на пророка.

Постой.
Скажи им, пускай остаются у входа
И молятся, — слух обращаю к ним свой,
А вход в мой шатер заказан мужчине.
Мужчина — нелепая, скверная тварь.
Безумия, злобы и грязи сыны!..
Анитра, представь себе только, что встарь
Меня… Предо мной они очень грешны.
Довольно. Пусть женщины в радостном танце
Мне с памятью горькой помогут расстаться.

Благ наш пророк, хоть полон печали,
Затем что люди зло учиняли.
Благ наш пророк и, души спасая,
Откроет нам, грешным, ворота рая.

Бьют ноги дробь, словно по барабану.
Очень она аппетитна, как гляну.
Спорить не стану, подобные формы
За перл красоты не сочли до сих пор мы.
Но в чем красота? Зависит наш вкус
От места и времени. Я, признаюсь,
Считаю всегда, что пикантность такая
На пользу тому, кто давно пресыщен,
А общество бьет преступивших закон:
Та слишком толста, эта слишком худая,
Та чувственна, эта сверх меры невинна,
Хоть всем претит середина!
Но то, что грязна ее нежная ножка
И ручка пованивает немножко,
По мне, не порочит ее нисколько, —
Прекрасней делает только.
Анитра!

Внемлет рабыня твоя.

Ты прелесть. Совсем растрогался я.
И, в том тебя уверить желая,
Пророк тебя сделает гурией рая.

Быть не может!

Это не шутки.
Я говорю с тобой в здравом рассудке.

У меня нет души.

Я тебе ее дам.

Да как же?

Уж это решаю я сам.
Займусь для начала твоим воспитаньем.
Нет, значит, души. Ты глупа, как на грех.
Я тотчас приметил сей факт с состраданьем.
Но есть для души местечко у всех.
Поди-ка сюда! Я твой череп измерю.
Местечко найдется, всем сердцем я верю.
Не то что глубин ты достигнешь особых,
Как водится это у высоколобых…
Но что в них тебе? Слова я не нарушу,
И ты, получивши обычную душу…

Пророк был столь благ…

Что же пыл твой пропал?

Но я предпочла бы…

Выкладывай смело!

На что мне душа? До нее мне нет дела.
Мне лучше бы…

Что?

Этот дивный опал!

Свой рай замкнув своим ключом,
Я ключ с собой унес,
И в море я ушел потом,
И пролилось в краю родном
Немало женских слез.

На юг, на юг мы морем шли,
Все прибывало сил.
А на другом конце земли,
Где пальмы пышно возросли,
Я свой корабль спалил.

Я на корабль пустыни сел
О четырех ногах,
Вперед он бешено летел…
Теперь, как птица, я запел.
Лови! Я на ветвях!

Анитра, ты как пальмы сок, —
Я знал наверняка:
Ангорский сладостный сырок
От сладости твоей далек,
Настолько ты сладка!

Тихо. Знать бы, услыхала ль
Песню нежную она
И, откинув покрывало,
Глянула ль, обнажена?
Там какое-то движенье.
Не вздыхает ли любовь?
Ты ничем не прекословь,
Вот опять оно, и вновь —
Это, видимо, храпенье.
Что за музыка! Анитра
Спит. Умолкни, соловей!
Не собрать тебе костей,
Коль твоя не стихнет цитра,
Впрочем, бог тебе судья.
Так что пой себе, пожалуй.
Ты певец совсем как я.
Ах, немало душ пленяла
Песня звонкая твоя!
Коль настала ночь, так пой!
Песня — общая нам участь,
И для нас обоих, мучась,
Петь и значит быть собой.
То, что девушка в дремоте,
Счастью придает накал,
Точно вы еще не пьете,
Но пригубили бокал,
Впрочем, я не вижу зла
В том, чтобы она пришла.

Господин позвал рабыню?

Да, позвал я, в самом деле.
С шумом здесь охотясь ныне,
Поднял кот меня с постели.

Ах, но это не охота,
А совсем иное что-то.

Что?

Уволь…

Скажи, чтоб знал…

Стыдно мне…

Не то ли было,
Что меня воспламенило,
Побудив отдать опал?

Ты сравнить себя готов
С самым мерзким из котов?

Поразмысли-ка о том,
Что, по крайности, в одном
Сходятся пророк с котом.

С губ твоих, как мед, струится
Шутка.

Свет души моей,
Не дано понять девицам
Выдающихся людей.
Пошутить всегда неплохо,
Да еще наедине.
При народе сан пророка
Придает серьезность мне.
Весь свой век я жил с опаской
От обилия забот,
Ибо их печальный ход
К прорицаниям ведет,
Мне служившим только маской.
К черту вздор! Я на свиданье
Просто Пер, такой, как есть.
Пусть пророк идет в изгнанье,
Я хочу к тебе подсесть.

И давай теперь валяться
Под зелеными ветвями,
Я шептать, а ты смеяться,
После сменимся ролями,
И, смягчив свое сердечко,
Ты шепни любви словечко.

Речь твоя как песня ныне,
Хоть ее не понимаю,
Но за то, что ей внимаю,
Дашь ли душу ты рабыне?

Душу дам тебе и знанье,
Коли есть на то желанье.
Чуть зажжется в отдаленье
Дня багряное сиянье,
Я возьму тебя в ученье
И примусь за воспитание.
Глупо было бы, однако,
Коль среди ночного мрака
Я бы вдруг тебе представил
Ветхий свод ученых правил.
И душа, замечу кстати,
Небольшое достоянье!
В сердце корень благодати.